— Ашуг, спой и об игидах нашей страны!
— Милый мой, — ответил ашуг Джунун, — еще стариками было сказано, что ашуг поет только о том, что видел. Ваших игидов я не видывал, их не знаю, как же могу я петь о них? Если есть у вас достойный, пусть встанет, я пригляжусь, узнаю его поближе и тогда прославлю.
Едва ашуг Джунун сказал это, как гости зашумели. Со всех сторон послышались голоса, что пусть, мол, выступит Гассабоглу Эйваз. Все кричали и требовали Эйваза. Ашуг Джунун обвел глазами собравшихся, чтоб посмотреть, что это за Гассабоглу Эйваз, каков он из себя. Но сколько ни ждал, никто не тронулся с места. Наконец, распорядитель спросил своих помощников:
— Почему не выходит Гассабоглу Эйваз?
— Да будет долговечна жизнь твоя, — отвечают ему, — он говорит, в Туркмении много игидов, что он перед ними?
Повернулся распорядитель к собравшимся и сказал:
— Эйваз, не учи нас! Мы сами знаем, кому выходить. Встань и выйди на середину!
Смотрит ашуг Джунун, поднялся с места юноша, да такой красоты, что сам Юсиф не достоин подать ему воду для умывания! Рост, осанка, брови, глаза! Как будто стоит картина, нарисованная рукой самого творца. И видит ашуг Джунун, что нашел он, наконец, то, что искал. Сын, подобающий Кероглу, и длиннокосой, синеокой Нигяр, — он, да и только!
От радости ашуг Джунун забыл, на земле он или на небе. В пылу вдохновенья взял он свой саз и запел:
Со всех сторон раздались крики благодарности и привета. Но ашуг Джунун не сводил глаз с Эйваза. По красоте, росту, осанке Эйваз и впрямь был достоин стать сыном Кероглу, но, — подумал ашуг, — дай-ка испытаю я его отвагу.
Прижал он к груди свой саз и спел:
Слова эти задели Эйваза. Вышел он на середину и сказал: — Напрасно ты страшишь меня своим Кероглу.
Ашуг Джунун:
Эйваз:
Ашуг Джунун:
Эйваз:
Ашуг Джунун:
Эйваз:
Ашуг Джунун: