— Джан Кероглу, меня послала к тебе дочь карского паши, Хури-ханум. Знай — вот уже несколько времени, как туркменец Араб-Рейхан приехал и сидит в Карсе. Собирает он войско, чтоб двинуться на Ченлибель. Карсский паша обещал ему, если он возьмет Ченлибель, выдать за него Хури-ханум. Вот она и отправила меня рассказать тебе обо всем.
Кероглу принялся расспрашивать юношу. Спросило том, спросил о сем, но увидел, что тому больше сказать нечего. Знает он только то, о чем сказал. Задумался Кероглу — как ему быть: вернуться ль назад или поехать дальше? После долгого раздумья он спросил юношу:
— Скажи, есть у тебя в Карсе дом, или какое-нибудь жилище?
— Есть, а что?
— Если случится мне поехать в Карс, можешь ты приютить меня у себя на две-три ночи?
— Кероглу, как можешь ты спрашивать такое? Что я цыган какой-нибудь, чтоб у меня не было дома. Есть у меня и дом и старуха-мать, она может прислужить тебе. Все это, да и я сам в придачу, — твое.
— Тогда повороти коня, поедем!
От радости юноша не знал, что и делать. Хлестнув коня, он поскакал вперед.
Юноша впереди, Кероглу следом, к вечеру приехали они в Карс.
Около мечети юноша остановил коня и сказал:
— Слезай! Я живу здесь.
— Нет! — ответил Кероглу. — Раньше поведи меня к Хури-ханум. Я должен расспросить ее обо всем. Может, мне и не придется здесь остаться.
— Воля твоя. Тогда иди прямо по этой улице, а я отведу лошадей в конюшню и вернусь.
Кероглу сошел с коня, отдал поводья юноше и пошел по улице.
Отвел парень лошадей в конюшню, привязал, засыпал им ячменя, потом прошел к матери и сказал:
— Скорей приготовь все, что надо, у меня гость. А я побегу на базар купить чего-нибудь.
— Кто же твой гость, сынок?
— Смотри, только никому не проговорись. Это сам Кероглу! Ну живей!
И юноша бросился догонять Кероглу.
Теперь оставим его бежать и посмотрим, что случилось с Кероглу.
Шел он, шел вдоль улицы и дошел до какого-то богатого дома. Смотрит, стоит у окошка девушка и до того хороша она собою, что, как говорится, брось пить, есть, стой и любуйся ее лучезарной красотой. На вид ей не больше четырнадцати-пятнадцати лет. А сама высокая, стройная, точно кипарис. Брови черные, глаза черные, кудри черные, родинки на лице черные… Эх, будто бы говорит: месяц, — не выходи, выйду я, солнце, — не всходи, взойду я… Такая красавица и Кероглу! Забушевало сердце его, окрылилась, взметнулась душа, прижал он к груди свой трехструнный саз и запел:
Оставим Кероглу петь. О ком бы рассказать вам? Об этой самой девушке.
А была это ни кто иная, как дочь карсского паши, Хури-ханум.
Она приняла Кероглу за ашуга. И только он начал воспевать ее глаза, брови, как Хури-ханум поспешила закрыть лицо покрывалом. Черный шелк скрыл розовые щеки. Казалось, туман спустился на вершину горы, покрытую цветущими нарциссами и тюльпанами. Кто оставалось делать Кероглу?
Взял он саз, прижал к груди и запел:
В это время как раз подошел юноша. Видит он, что Кероглу нашел Хури-ханум и порадовался — все вышло так удачно. «Пойду-ка я, не мешкая, на базар, — решил он. — Уже вечереет. Базар закроют, я ничего не сумею достать, и стыдно мне будет перед Кероглу». Откуда ж было знать ему, что они совсем не знают друг друга. Ни Хури-ханум не знает Кероглу, ни Кероглу ее.
Подойдя ближе, юноша, первым делом, сложив руки на груди, почтительно поклонился Хури-ханум. Потом, усмехнувшись, указал на Кероглу, смотри, дескать, какой я молодец, пошел и привел его самого.
— Послушай, кто эта девушка? — опросил Кероглу.
— Да это же Хури-ханум… Дочь паши. А вы еще не знаете друг друга?
Хури-ханум поспешно отошла от окна и вышла на балкон. Только хотела она что-то сказать, как видит, паша вместе с Араб-Рейханом едут на конях.