Кэрри расстегнула тяжелый хлопчатобумажный лифчик и уронила его на пол. Гладкие, молочно-белые, твердые груди со светло-кофейными сосками. Она притронулась к ним ладонями, и ее охватила дрожь. Зло, грех. Мама не раз говорила ей про Нечто. Опасное, древнее, невыразимо греховное Нечто. Нечто, которое может сделать ее Слабой. «Остерегайся, – говорила мама. – Оно является по ночам и заставляет думать о грехах, творящихся на автостоянках и в придорожных мотелях».
Но хотя времени было всего девять двадцать утра, Кэрри поняла, что к ней пришло то самое Нечто. Она снова погладила руками груди,
(мерзостныеподушки)
прохладные на ощупь, но соски горячие и твердые, и, сжав их пальцами, Кэрри почувствовала, как слабеет и словно растворяется. Да, да, это то самое Нечто.
Трусы оказались в пятнах крови.
Кэрри вдруг подумала, что она должна расплакаться, закричать, вырвать из себя это Нечто и раздавить, растоптать, убить его.
Салфетка, которую положила ей мисс Дежардин, уже промокла, и Кэрри аккуратно пристроила на место новую – она знала, что поступает скверно, и они все тоже поступают скверно, и в душе у нее закипала ненависть к ним и к себе. Одна только мама – хорошая. Мама сражалась с Черным Человеком и победила его. Кэрри видела это однажды во сне. Мама выгнала его шваброй через дверь. Черный Человек бросился по Карлин-стрит, высекая искры из мостовой своими раздвоенными копытами, и скрылся в ночи.
Мама вырвала из себя это Нечто и осталась чиста.
Но как же Кэрри ее ненавидела!
Она поймала свое отражение в крохотном зеркальце на двери – маленькое зеркальце в дешевой зеленой оправе из пластика, с ним только причесываться и получалось.
Кэрри ненавидела свое лицо – блеклое, тупое, глуповатое; бесцветные глаза, красные блестящие прыщи, россыпи угрей.
Ни с того ни с сего отражение вдруг раскололось надвое ломаной серебристой трещиной. Зеркало упало на пол и разлетелось у ног Кэрри вдребезги. На двери осталось только пластиковое кольцо оправы – словно вперившийся в нее слепой глаз.
Из «Словаря психических явлений» под редакцией Огилви:
Явление часто путают с действием
Когда игры на заднем сиденье «форда» модели 63-го года, что принадлежал Томми Россу, закончились и Сью Снелл неторопливо приводила свою одежду в порядок, ее мысли снова вернулись к Кэрри Уайт.
Наступил вечер пятницы, и Томми (сидя со спущенными штанами, он все еще глядел задумчиво в заднее окно – картина одновременно и комичная, и как-то странно умилительная) пригласил ее в боулинг. Разумеется, для них обоих это было лишь предлогом; ни о чем другом, кроме секса, они и не думали.
Сью встречалась с Томми более или менее постоянно еще с октября (шел май), но близки они были всего две недели. Семь раз, поправила она себя. Сегодня – седьмой. Пока еще не бог весть какой праздник, но что-то все-таки уже получается.
В первый раз было ужасно больно. Ее самые близкие подружки, Элен Шайрс и Джин Голт, уже делали Это, и обе уверяли, что больно будет лишь чуть-чуть – как укол, – а потом, мол, начнется сплошной рай. Однако в первый раз Сью чувствовала себя так, словно ее пробивают рукояткой мотыги. Позже Томми признался немного смущенно, что неправильно надел резинку.
Сегодня она лишь во второй раз начала ощущать нечто похожее на удовольствие, но тут все кончилось. Томми держался как мог, но потом вдруг раз… и все кончилось. В общем, много суеты, а тепла всего ничего.
После ее охватила грусть, и в таком вот настроении вспомнилась Кэрри. Волна стыда накрыла ее именно в тот момент, когда душа осталась без привычной защиты, и, оторвавшись от вида на Брикъярд-Хилл, Томми обнаружил, что она плачет.
– Эй, – произнес он встревоженно и неуклюже обнял. – Эй, ты что?
– Ничего, все в порядке, – сказала она, всхлипывая. – Это не из-за тебя. Просто я сегодня сделала что-то не очень хорошее и вдруг об этом вспомнила.