Кержацкий бунт

Уже полгода Александр Трукшин мотался по Чердынскому уезду, железной рукой устанавливая Советскую власть в волостях, наводя страх и ужас на бедняков и середняков, вызывая лютую ненависть у зажиточных крестьян. В северных волостях ему нередко приходилось сталкиваться со старообрядцами, и он уже знал, что из себя представляют эти люди.

Дедов и прадедов подкинцев царские власти за веру били плетьми нещадно, на дыбах кости ломали, ноздри каленым железом рвали. Но не покорились старообрядцы. Некоторые из них в церквах своих сжигались, чтобы не попасть в лапы слуг антихристовых. Много мук и испытаний прошли эти люди, прежде чем попали в землю обетованную в долине реки Лопвы.

«Суровый народ! Нелегко будет их вразумить», – думал Трукшин.

Его отряд насчитывал двадцать семь бойцов. Больше Трукшин собрать не смог. Остальные сотрудники ЧК находились в северных волостях для поддержания порядка при проведении продразверстки.

Из Чердыни Трукшин привел свой отряд в волостное село Юм. Здесь он решил остановиться, чтобы выяснить обстановку и дождаться красноармейцев из Юрлы, выделенных Юрлинским Советом для помощи. Желая избежать ненужного кровопролития, Трукшин хотел предложить староверам переговоры и направил в деревню Подкину двух местных милиционеров в качестве парламентеров, надеясь все же договориться по-хорошему с бунтовщиками.

Прошли сутки, но милиционеры не вернулись. Предчувствуя недоброе, Трукшин дал приказ выступать на Подкину.

* * *

Солнце уже провалилось за зубчатую кромку леса, напоследок озаряя багровым светом острые вершины вековых елей. Наступающая ночь, как и положено после Ильина дня, наполнялась сырой августовской прохладой.

На опушке леса, притулившись к старой, покрытой древним мхом елке, чуть скривившись, стояла приземистая рубленная избушка с потемневшими от времени стенами и замшелой крышей. Неподалеку находился такой же старый обветшалый омшаник, в котором когда-то зимовали ульи с пчелиными семьями. На поляне ровными рядами стояло несколько десятков пчелиных домиков. Ульи давно уже пустовали. Пасека была заброшена. Видать, хозяин помер либо недоглядел за пчелами, и те улетели в поисках более благоприятного места для жизни. И люди забыли про пасеку в суматохе революционных событий, нахлынувших в эти места.

Григорий Степанович Ташкинов, накинув на плечи крестьянскую поддевку, вышел из избушки подышать вечерней лесной свежестью. Прохладный воздух звенел от комаров, гулким эхом отдавалась в лесу барабанная дробь дятла. Любуясь закатом, Ташкинов постоял немного, глубоко вдыхая лесные запахи, затем вернулся в избу.

В небольшое подслеповатое оконце избушки проникали последние лучи солнца, тускло освещая убогое убранство жилища: кривоногий стол, сколоченный из грубых досок, широкую лавку, покрытую старой медвежьей шкурой, печурку, сложенную из неказистого кирпича-сырца. На стене висел старый порванный конский хомут, в углу валялись истоптанные лапти.

Григорий Степанович скрывался на этой заброшенной пасеке от Советской власти. Когда-то Ташкинов был уважаемым и состоятельным человеком, но ветер Советской власти разметал все его регалии и богатство, как ураган раскидывает ненадежно поставленные крестьянские стога сена.

Ташкинову было тридцать шесть лет. Он родился в деревне Комариха Юмской волости в семье зажиточных крестьян. В селе Юм окончил два класса церковно-приходской школы. Несмотря на свое крестьянское происхождение, Григорий много читал и слыл образованным человеком.

Григорий Степанович улегся на лавку и, закрыв глаза, попытался уснуть. Но ему не спалось: донимали комары, и в голову лезли разные мысли.

Почему-то вспомнилось Григорию, как шестнадцать лет назад он был призван в армию. Его служба началась рядовым солдатом 2-го пехотного Софийского Императора Александра Третьего полка. Затем был курс полковой учебной команды и производство в ефрейторы. Когда началась война с Японией, полк, в котором служил Ташкинов, был в полном составе отправлен на фронт. Впереди были бои с японцами, поход на Харбин, присвоение звания унтер-офицера. Со службы Григорий Степанович вернулся после русско-японской войны с погонами прапорщика на плечах и наградами за храбрость.

В Юме все жители от мала до велика гордились героем-земляком. Шутка ли! Ушел парень на службу рядовым солдатом, а вернулся офицером. Стало быть, геройский паря! Волостное земство устроило торжественную встречу Григорию, а его отец закатил пир для именитых односельчан и родственников по случаю счастливого возвращения сына-офицера.

После возвращения с японской войны Ташкинов жил в Комарихе, занимался крестьянским трудом, помогая отцу по хозяйству. Спустя несколько лет он женился на крестьянской девушке из уважаемой зажиточной семьи. Отец помог Григорию построить дом и выделил приличный земельный надел, чтобы сын мог вести самостоятельное хозяйство…

Григорий Степанович вздохнул. Будто вчера это было. Как один миг пролетели счастливые годы.