Кержацкий бунт

– Батюшка, простите! Послушайте! Я недоговорил! Я такой же противник монархии, как и вы! Я социалист-революционер! – пытался исправить неловкую ситуацию Ташкинов.

– Отведите его за околицу и отпустите с миром. Мы не льем человеческой крови. Пусть идет себе, еретик! – приказал мужикам отец Григорий.

Мужики потащили Ташкинова к околице. Из окон домов и через щели заборов старообрядцы украдкой наблюдали, как толкают по улице связанного никонианина. Старухи плевали Ташкинову вслед, шепча молитвы и осеняя себя двуперстным знамением.

* * *

– Черт бы побрал вашего попа! – со злостью сказал Ташкинов, оказавшись за воротами деревни. – Я ему дело говорю, а он уперся в свою веру! Кержак твердолобый!

Мужики его развязали, вернули коня и револьвер.

– Не держи зла на отца Григория, мил человек, – проговорил один из мужиков. – И на нас не серчай. Шибко мы от никониан натерпелись…

– А я тебя знаю, – сказал Ташкинову другой мужик. – Я в том разе в Юме был и видел, как с тебя большевики погоны срывали.

Григорий Степанович помрачнел. Вспоминать то, о чем сейчас сказал этот крестьянин, было нелегко. Случилось это весной.

В апреле 1918 года в Юме прибывшими из Чердыни большевиками был организован Съезд солдатских и крестьянских депутатов. Была установлена Советская власть. Участники съезда приняли решение о прекращении полномочий волостной земской управы, как ненужного и контрреволюционного органа исполнительной власти уже несуществующего Временного правительства.

Григорий Степанович, узнав тогда об этом, надел свой офицерский мундир с погонами и орденами и заявился на Съезд. Он хотел выступить, чтобы объяснить народу незаконность действий большевиков. Но Ташкинову и слова вымолвить не дали. Гришка Овчинников, недавно вернувшийся с фронта, мигнул своим дружкам, и те крепко схватили Григория Степановича за руки. Овчинников, усмехаясь, подошел к Ташкинову и у всех на виду сорвал с него погоны.

Григорий Степанович навсегда запомнил горечь прилюдного унижения. Как посмел этот подлец Гришка Овчинников, дослужившийся лишь до унтера, срывать погоны с боевого офицера? Мужики на съезде молча глазели, не вмешиваясь.

Ташкинов тогда проглотил обиду. «Ничего! – думал он. – Еще поквитаемся! Придет время, будет Овчинников висеть на березе и дрыгать ногами в предсмертной агонии».

– Мужики! Поймите же вы! Красные вашу деревню в покое не оставят. Кровью обагрят ваши дома! Мой отряд уже движется к Подкиной, чтобы вам помочь. Объединимся и поднимем волость против красной сволочи! Там, глядишь, и соседние волости присоединятся. Прогоним чужаков с нашей земли! Уже по всей России идет борьба с большевизмом! На Дону, в Поволжье, на Урале! – возбужденно говорил Григорий Степанович.

Мужики хмуро молчали, слушая Ташкинова.

– Коммунисты отберут хлеб, скот, жен и детей. Не будет у вас своей земли и хозяйства. Будете рабами, как иудеи в царстве фараона! – продолжал он.

Мужик, который узнал Ташкинова, подумав, сказал:

– Идем с нами. Я тебя огородами к себе на двор проведу. Вечор расскажешь народу про слуг антихристовых. Коли община тебя поддержит, то и отец Григорий перечить не станет.

* * *

Вечером этого дня на деревенской площади у церкви собрались почти все подкинские жители. Пришли крепкие хмурые мужики в посконных рубахах и армяках, седобородые сгорбленные старцы, опиравшиеся на древние посохи, боязливые бабы, закутанные в большие платки, которые закрывали не только голову, но и руки. Прибежали даже деревенские собаки, виляя хвостами, словно тоже желая послушать Ташкинова. Только местные старухи остались сидеть дома, боясь оскверниться от никонианской ереси.

Григорий Степанович с любопытством разглядывал собравшийся народ. Будучи председателем волостной земской управы, ему приходилось решать дела старообрядческих общин, но с жителями этой деревни вот так близко иметь дело еще не случалось.

Мужик, который собрал крестьян, вышел из толпы и сказал, обращаясь к Григорию Степановичу:

– Вот, господин офицер, собрался народ! Говори теперича! Община тебя выслушает.

Ташкинов еще раз обвел глазами подкинцев. Пришлому человеку всегда не так-то просто бывает заручиться доверием у людей в новом, незнакомом для него месте, к тому же у крестьян-старообрядцев, которые никогда не спешат открывать душу незнакомому человеку. Но Григорию Степановичу во что бы то ни стало надо убедить этих людей в необходимости борьбы за святое, на его взгляд, дело. Он собрался с духом и громко обратился к народу:

– Господа крестьяне! Я председатель Юмской земской управы Григорий Степанович Ташкинов. Наверняка, многие из вас меня знают!

Подкинцы на эти слова согласно закивали, еще не догадываясь, для чего в их деревне объявился бывший председатель.

Григорий Степанович продолжал: