Кесарево свечение

Перу Дальгорду

Копенгаген. Издательство «Гюльдендаль».

Направляюсь за авансом по следам Кьеркегора.
Все здесь мило душе: позолота, эмаль,
По которым порою грущу, словно грек по простору.
Есть соблазн поселиться среди малого языка,
Средь аптекарей и ювелиров усатых,
Отказаться от выгод татарского ясака,
Шепелявого, с треском коры, говорка бесноватых.
Получив гонорар, на канал выходил Кьеркегор.
Он телесную немощь свою весьма гордо наследовал
Заходил в кабачок, сам себе бормотал под кагор:
«Бомба, чу, взорвалась, и пожарище следует».
Королевство датчан, социально-задумчивый рай.
Вьют грачи вдоль Ютландии вечные гнезда.
Если скажут народу сему: «Свой удел выбирай!» —
Он нашьет на свои пиджаки те же желтые звезды.

*

IV

О ней мечтал он наяву

Со школьной парты.
Глазища круглые совы
У Клеопатры.
Вставай, взлетай к нам из глубин,
Яви нам грезу!
Просил в просторах голубых
Плывущий Цезарь.
Гони змею, молил школяр,
Беги из ванны!
Но слышны скрипы корабля
Октавиана.
Весь смысл змеи, как ни моли,
В укусе спрятан.
Об этом знают муравьи
И кесарята.
Изиды вечная звезда
Горит над школой.
Гудят в округе поезда
Трубой Эола.

Город мудрецов

В сумерках снег освещает усы и плащи,

Два охотника-хищника вместе идут, Ортега и Гассет.
В ягдташе у них заяц несчастный предсмертно пищит.
Бог приходит на помощь к нему и предсмертие гасит.
Освещает дома отражением снега каток.
Дети свищут вокруг, отвязав притяжения грузик.
Вместе с ними скользит городской полицейский Платон,
Да откалывают фортеля
Школьные учителя
Даррида и Маркузе.
В кабачке запашок — описать не могу!
Приготовлен для вечера вкусный соус.
Обещал усладить нас бразильским рагу
Кулинар по фамилии Леви-Страус.
Аквавит принесут, и духовно мы с ним воспарим.
Под зайчатину с перцем воспарим мы телесно.
Старый Кант запоет ни о чем, словно в доме Пурим,
И запляшут вокруг огонька молодые кантессы.

*

Миф и быль

Телесный ствол, сказал Бердяев,

Ты не отринешь поспеша:
Ведь среди жил его бордовых
В нем вояжирует душа.
Творя загадку без отгадки,
Она ушла из мифа в быль,
Ест с нами пудинг кисло-сладкий,
И шашлыка кошмарец плотский,
И в сале сваренные клецки
И валится в автомобиль.
Поэт и рыцарь, строгий Данте,
Спустился в прорву, не дыша,
И встретил плоти мастодонтов,
В которых ограждала душа.
Спасутся все, сказал Спаситель.
Но кто ответит за немых,
Преступных, не прошедших сито,
Оставшихся для вечных мук?

*