– Вы знаете, на этом концерте, – уже серьезно продолжала Мирка, – она мне показалась своего рода голосом поколения. Для нас такими были, ну, скажем, Лена Камбурова или Вероника Долина.
– Джоан Базз, в общем, – пробормотал адмирал и под шумок, как бы невзначай, опустошил бокал Дельфина.
Мак-Маевские вдруг заняли площадку.
– А вот мы, несмотря на серьгу в носу, увидели в ней тургеневскую Асю. Или даже Нину Заречную. Ну и, конечно, с искорками Наташи Ростовой.
– Вот те на, – пробормотал Ваксино.
– А как насчет Катюши Масловой? – скромно спросил Дельфин и попытался выпить из пустого бокала.
Вавка вдруг всем своим гибким станом повернулась к Мамму:
– А вы, Алекс, почему все молчите? Вы знаете, господа, этот застенчивый молодой американец происходит от грибоедовского Молчалина. Вот он и молчит все время. А вообще-то он профессор классики в знаменитом колледже Пампкин-Хилл, так что волей-неволей ему там говорить приходится. Ну, Сашенька, разомкните уста!
Всем было видно, что изощренная москвичка просто так с этим «Молчалиным» не расстанется.
Мистер Мамм кашлянул и покраснел. Позднее он признавался молодой жене, что его в тот вечер смущало не все общество, а присутствие Ваксино. Ему казалось, что стоит ему открыть рот, как тот тут же решит его изобразить в виде какого-нибудь туповатого плута. Странное провинциальное ощущение, говорил он, как бы мне хотелось от него освободиться. Как-то не хочется чувствовать себя добычей в лапах писателя. «Мой дорогой, тебе это не грозит», – усмехалась плутовка.
Несмотря на смущение, Мамм придал беседе неожиданный поворот.
– Если говорить о классике, товарищи, – приехав из лесного графства, в котором за такое обращение могут хорошенько отбарабанить по спине, дескать, volf is your comrade,[105]
молодой филолог почему-то считал, что в России нужно всех называть товарищами, хотя прекрасно знал, что товарищи давно уже стали господами. Вавка рассказывала, что он даже ее «закадрил» со словами «Товарищ, который час?». – Если уж говорить о классике, то Наташа на концерте показалась мне своего рода современной Кассандрой.– Расскажи нам немного о Кассандре, сынок, – попросил его уже слегка размякший Лихи.
– Доналд, – прикрикнула Галка. Она тоже ненароком что-то опрокинула, когда выходила в ванную. – Чему вас учили в Аннаполисе?
Заставить Алекса рассказать о Кассандре было невозможно. Он замкнулся, думая, что над ним смеются. Пришлось Ваксино самому поведать адмиралу кое-что из того, что осталось от любимой в детстве книги «Мифы Древней Греции».
– Слушай, Дон, ты, наверное, помнишь Троянского коня, правда? Любой военный человек по идее должен изучать эту sting operation.[106]
Правильно, мой друг, там был Улисс и другие супермаринс. Нет-нет, они были не верхами, а как раз внутри лошадки, – правильно! Браво! Хотел бы я, чтобы какой-нибудь советский адмирал в отставке знал эту историю так, как Доналд. Ну вот, Кассандра – троянская девушка, правильно, гражданка Трои, – была своего рода оракулом. Вот она-то и предупредила своих феллоу-троянцев: не вносите коня в крепость, каким бы желанным он вам ни казался. Ну вот, теперь ты уже вспомнил все остальное.– Тут, между прочим, есть некоторая амбивалентность, – сказал Дельфин. – Она сказала, что Троя погибнет из-за этого коня, но что это было – предсказание или предупреждение? Если бы троянцы вняли предупреждению, тогда и предсказание бы не состоялось, верно? Такого рода логические тупики присутствуют во всей культуре древних. Двоякость творит великие метафоры. Не будь предательства Иуды, не состоялся бы подвиг Христа. Не было бы низости, не воздвиглось бы величие. То же самое происходит и сейчас. Вся история завязана на таких парадоксах, которые говорят об ограниченности человеческого сознания. Когда-нибудь в будущем мы посмеемся над своими логическими мучениями.
– Кто это мы? – проворчал Ваксино. Он старался не подать вида, что его занимает эта тема.
– Люди будущего, – улыбнулся Дельфин.
– То есть они посмеются над нами? – Ваксино пыхтел, чтобы не уронить реноме брюзгливого классика. – Какое отношение имеет к этому взбалмошная Наташка-Какашка? Девчонка спела несколько фривольных песенок, а ее уже возвели в Кассандры…
Беби Кассандра
В начале 1980-х, точную дату не припомним, в ходе нашего долгого странствия мы достигли юго-запада Вашингтона, Дистрикт Коламбия, и сняли там двухкомнатную квартиру в большом жилом доме. В этом районе, с его геометрически правильными кварталами шестиэтажек, мы все время пребывали в состоянии сонливого замедленного движения. Шаркаешь ногами из кухни, с чашкой кофе в руке, к окну в гостиной. Потягиваешь тепленький напиток перед окном с видом на робкий, если не слезливый, пейзаж. Ничего особенного в поле зрения не определяется, кроме паклевидных облаков да ряда одинаковых окон со стоящими в них то тут, то там одинокими фигурами соседей, потягивающих тепленький кофе.