Ваксино очнулся. Над ним плыли кровавые облака. Где-то неподалеку гремела песня, напомнившая ему тысяча девятьсот пятьдесят третий год, студенческую каторгу в артиллерийской бригаде Приволжского военного округа. «Над курганами горбатыми, над речными перекатами, под разрывами гранатными песня ласточкой летит!» Вместо ласточек под облаками кружили стервятники. Откуда они прилетели с такой оперативностью? Быть может, почувствовали запах мертвечины и явились с Галапагосских островов? Почему-то он никак не мог вспомнить русского слова «стервятники» – вертелось только английское «валчурс». Нужно пошевелить рукой или ногой, иначе они примут меня за труп и опустятся всей стаей. Ни ноги, ни руки не двигались, он был распростерт на дне тачанки под стаей «валчурс». Надо хоть голову поднять. Голова как будто вросла в прокисшую бронзу скульптуры. Вдруг кто-то совсем близко отрыгнул водкой с пивом. Кто-то произнес за его головой с прогорклым смешком:
– А вот еще один жмурик лежит в коляске. – Кто-то еще приблизился, бренча железом. – Да это наш лежит, пенсионер. – Шаги отдалились. Кто-то крикнул: – Серега, сбрось-ка нам упаковку «Туборга»!
От этого слова у Ваксино сразу пересохло во рту. Пиво – вот что вернет к жизни! Все вдруг пришло в движение: и руки, и ноги, и голова. Он сел, а потом и встал в своей тачанке, опираясь на бронзовое плечо героического, с чубом, пулеметчика. Перед его взором предстала обширная площадь с догорающими бронетранспортерами и разбросанными по всему пространству телами погибших. По площади бродили несколько мосластых длинноруких солдат далеко не первой молодости. С ног до головы они были обвешаны боевыми железками, потому и бренчали на каждом шагу. Время от времени кто-нибудь из них нагибался над трупом хуразита и делал резкое движение рукой; так в лесу опытные грибники снимают шапочку боровика. Увидев вставшего Ваксино, двое, что были поближе, расхохотались:
– Э, дед, да ты живой!
– Дайте пива! – прохрипел сочинитель.
Солдаты совсем зашлись от юмора.
– Во, дед, пива захотел!
Они подошли поближе.
Он увидел их глаза, и ему, даже после всех прелестей яви и сна, стало не по себе. Глаза не обещали пива. Вообще ничего не обещали, как ничего не обещают глаза птиц. Может, я еще сплю, понадеялся он. Напрасно; они протянули ему длинную банку. Во сне так не бывает, подумал он, щелкая язычком банки и глядя на вылетевший дымок. Начав пить, он убедился в реальности момента. После нескольких глотков он расслабился от пивного блаженства.
– Чем это вы тут занимаетесь, ребята? – спросил он.
– Ушки собираем, – сказали солдаты.
Тут он увидел, что на поясах у них и впрямь, словно связки грибов, висят еще кровоточащие уши с обвисшими пучками хуразитских волос.
– Обрезаете у людей уши?
– А зачем этим жмурикам уши?
– А вам они зачем?
– Мы спецназ, ты что, не понимаешь?
Он допил банку и заново стал укладываться в тачанку.
– Стой, дед! – сказали ему. – Ну-ка, выверни карманы!
Забрав все деньги, что вывалились из карманов, солдаты пошли прочь. Не желая упускать минуты пивного блаженства, он растянулся на дне бронзовой колымаги и смежил очи.
Через десять тысяч лет описанные выше события приобрели мифические и мрачно-героические очертания наподобие вагнеровского медного буханья. Почти полностью забылась некая этническая данность, именовавшаяся Россией. То же самое, по сути дела, произошло и с другими большими этносами, но только немного позже. Господствующей расой Земли с незапамятных времен стали хуразиты. Отсчет времени все еще велся по-старому, но никто его не связывал с Рождеством Христа. Древние культы, ислам, христианство, иудаизм были искоренены и забыты. Буддизм если и сохранился, то только на недоступных высотах Гималаев, где его анахореты влачили жалкое существование. Вообще все, что осталось от человечества, влачило жалкое существование. Неслыханные технологические достижения конца второго тысячелетия давно уже стали предметом археологии. Впрочем, какая еще там археология – никакой археологии не существовало. Диковинные штуки древности: ящички с экранами, клавиатуры, пеналы легкого металла с трудно объяснимыми каркасами внутри, арматуры гигантских малопонятных сооружений и развалы почти невесомых блестящих дисков – все это открывалось землянам тринадцатого миллениума только в результате геологических подвижек, землетрясений и извержений вулканов. Иной раз трещина земной коры с веками превращалась в какой-нибудь обширный каньон, и на одном из его берегов обнажались огромные стены с бесчисленными окнами, вернее, не с окнами, а с железными дырами, ибо стекло под землей растворялось, железо же стояло. В одном месте, кажется на берегу Миссисипи (ее сейчас называли Ссиссипимм), открылся перекресток даун-тауна. Слух прошел, что там даже сохранился какой-то мигающий фонарь, однако тут вмешался ВКО, после чего фонарь исчез и слух погас.