Кесарево свечение

– Значит, твой бог не столько Аполлон, сколько Плутос, – так? Ты хотя бы знаешь, кто такой Плутос?

– Бог богатства, что ли?

– Надо же, догадался! А кем он приходится Деметре? Молчишь, неуч с филфака! Он ей приходится родным сыном, а стало быть, он брат кому? Персефоне, нерадивый студент! Помнишь: «Света не увидеть Персефоне, голоса сирены не унять, к солнцу тонкие, как лед, ладони в золотое утро не поднять»? Почему так сказано? Потому что Персефону увел Аид, царь подземный, понятно?

– Ну, хватит! – мнимо сердился он. – Садитесь оба на трибуны и ждите меня. Я пробегу еще двенадцать кругов.

Когда он закончил свой урок и вернулся весь мокрый к ней, она сидела на древнем выщербленном седалище в позе лотоса. Джоггеры поглядывали на нее с восхищением: они, конечно, опознали повсеместно разрекламированную «Женщину Двух Столетий».

– Здесь где-то поблизости был храм Деметры, – проговорила она.

Он снял майку, она взяла ее у него и вытерла свое лицо и шею.

– Поехали домой, – сказал он, чтобы не расплываться на глазах у греков в телячьих нежностях.

Едва лишь они отъехали с вершины холма, как перед ними возник ранее не замеченный указатель «Руины храма Деметры». Он свернул, и через несколько минут они увидели камни фундамента с кусками колонн, зарешеченным колодцем и ступенями к углублению, которое в те времена могло быть местом омовений, то есть фонтаном или бассейном. Наташа, как видно, давно уже готовилась к этой встрече: деметрология из нее так и сочилась.

– Эта богиня воплощалась в образе грудастой и толстоногой женщины, не чета таким сикухам, как я. Я как-то видела ее в Британском музее: Деметра Книдская, плодоносная мудрая баба. Надеюсь, и я стану такой после рождения Марка – титястой, жопастой, вечно беременной!

– Я тогда сбегу от тебя, – пошутил он.

– Ну и не заплачу, – отмахнулась она. – Буду, как она, вызывать Посейдона. Обращусь в кобылу, и Царь Морей выйдет ко мне как жеребец. Какое все-таки замечательное воображение создал этот политеизм – согласись, Славка! Представь себе, как взбухает море где-нибудь возле Линдоса, и появляется огромный, с гору, жеребец, раздутый страстью, гудящий, как вулкан, и кобылица гигантским хвостом уже сметает оводов со своих ягодиц!

Она разулась, вышла из машины и стала босиком подниматься среди руин к тому месту, где предположительно был алтарь. По пути она прикасалась ладонями к замшелым камням фундамента, прикладывала щеку к закруглениям колонн и на минуту застывала. У алтаря она стащила через голову майку и, придерживая груди (недавно они начали набухать), легла на живот. Лежа, она приспустила шорты, чтобы и лоно (то есть Марк) могло соприкоснуться со святынями.

«Похоже, что я не все о ней знаю, – думал Слава, глядя на этот ритуал. – Похоже, я не догадывался о том, чего она сама не знала».

Теперь она встает, поднимает к солнцу «тонкие, как лед, ладони» и начинает спускаться за алтарь, где, очевидно, сохранилась еще одна каменная купель. Исчезает из вида. Вдруг оттуда доносится то ли ликующий, то ли предсмертный вопль.

По привычке рука его дернулась к «бардачку», где лежал пистолет, однако Наталья уже возвращалась с сияющим, будто слепым, лицом. Ладони ее были сложены лодочкой и что-то несли на показ любимому. «Лягушку нашла, что ли?» – почему-то подумал он. Нет, это была не лягушка, всего лишь навсего косточка граната. Немного крупноватая для своей породы косточка напоминала полупрозрачную карамельку с темно-красным ядром в глубине.

– Ну, ты видишь, Мстислав? – Ее шепот прошел у него по корням волос.

– Ты что, Наталья, ты что?! Ну-ка выбрось эту чепуху, оденься и поехали!

– Да ведь это же Оно! – вскричала она с неожиданной дикостью, которая как бы усугублялась ее обнаженной грудью с набухшими подрагивающими сосками. – Оно! Гранатовое зернышко Персефоны! Смерть и жизнь в одном! Две богини, Мать и Дочь, ниспослали его мне! – Она прижала ладони ко рту. Дернулась ее голова, ладони распались, зернышка в них не было.

«Заглотнула!» – подумал Слава так, как подумал бы о какой-нибудь не обязательно человеческой твари. В довершение ко всей дикости этой сцены подъехал огромный автобус с зеркалами заднего вида, похожими на рога мифических буйволов. Из него, попердывая, вылезали немцы с видеоаппаратурой…

На обратном пути он ей сказал:

– Ты что-то, мочалка, заходишь слишком далеко в своей экзальтации по поводу деторождения. Ничего особенного с тобой не происходит, мочалка. Миллионы мочалок во всем мире рожают детей без всякого зернышка Персефоны. У тебя, мочалка, поверь, все точно так же устроено, как у всех прочих беременных мочалок.

Она смеялась, трепала его шевелюру, а сама думала: «Что бы он ни говорил, я теперь под защитой обеих богинь, а вместе с ними и всего сонма богов, включая и Крона, и Зевса, и Аида! Гуди, гуди, могучий жучок Z-3, ты несешь гранатовое зернышко будущей жизни!»