Кетанда

Степан доскреб со дна грязную, с песком и мусором воду и уселся поближе к мотору. Было тихо. Серое небо сыпало на речку мелкую морось. Капельки были такие маленькие, что не оставляли следов на темной текучей поверхности. Степан подставил ладошку, она была мокрой и холодной и тоже не чувствовала, но дождь ощущался щеками, и все вокруг мокро блестело.

Отец пришел с ящиком, из которого торчали сети.

— Рыбки на уху не помешает… Ты как? Не промок?

— Нет. Дай я порулю, — попросил Степан.

— Давай. Лодка не течет? Не заметил?

— Нет, вроде… я все отчерпал.

Отец подкачал бензин, дернул несколько раз — мотор не заводился, он привстал, дернул сильнее, мотор взревел. Синий дым потек по воде.

— Пусть прогреется… — он повернулся к Степану. — Значит так, до озера двадцать пять километров — час делов. Потом дельта большая будет. Это еще километров пять-шесть по протокам. Там, Михалыч сказал, правее надо держаться, — он снова пристально посмотрел вниз по реке, думая о чем-то, потом встал и оттолкнулся шестом. — Ладно, мимо озера не проедем. Поздновато только.

Лодку зацепило и повлекло течением. Дым из теплой егерской избы стелился по мокрому лугу. Михалыч с охапкой дров стоял на крыльце и молча смотрел им вслед.

— Ну что, Степаша, с Богом, что ли? Про льдины помнишь?

Степан включил скорость, лодка медленно двинулась, а отец вытер мокрые руки о штаны и достал сигареты. Дождь, конечно, малость портил дело, но настроение было хорошее. Пока удачно все складывалось. И из Москвы они проехали почти шестьсот верст всего за семь часов, и егерь оказался дома, и собрались быстро. Отец еще раз окинул взглядом укладку — вроде всё положили.

Они были здесь впервые, и пока отцу все нравилось. Егерь говорил, что утки уже полно, а иногда — год на год не приходится — бывает и пролетный гусь. Отец закурил и весело глянул на Степана. Будет там гусь или не будет — это не важно. Может, это вообще фигня. Вон сидит за мотором его маленький рулевой — это да. Ему захотелось подмигнуть своему девятилетнему сыну, но тот внимательно смотрел вперед — прищурился, и чувствовал, змей, что отец смотрит, и даже не покосился — занят же, чего ж тут. Ну, ну — отец тихо улыбался в усы.

Когда-то они так же охотились со старшим сыном. Но старший вырос… старший уже студент. Его вдруг ревниво кольнуло, что и младший вырастет, и он ему станет не нужен, как не нужен теперь старшему. Эта мысль была для него не новой, но сейчас было не до нее. Они с младшим ехали на дальнее лесное озеро, где никого нет и полно уток и где они будут охотиться и рыбачить целых три дня.

Пока плыли вдоль деревеньки, Степа держал небольшую скорость. Ему, может, и хотелось, чтобы кто-то увидел, как он рулит, но это было не так важно. Он не понимал, как здесь вообще живут. Дорога сюда была такая, что даже их здоровый джип два раза застревал. Вся деревня была скучная, покосившаяся, тихая под дождем. Никого не было видно. Он хотел спросить у отца, кто же здесь живет, но не стал — уже проезжали мимо последней, почерневшей от старости баньки и мостков. Степа добавил газу, мотор зазвенел, лодка заскользила свободнее, и он крепче ухватился за борт.

Был уже конец апреля, но весна здесь сильно запаздывала. Тихо, почти по-зимнему, текла речка. Кое-где плыли по ней тяжелые скользкие льдины. По крутому правому берегу стоял мокрый от весенних туманов и дождя старый сосняк. Из него тянуло влажным лесным снегом.

Степан внимательно глядел вперед, он уже дважды наезжал боком на невидимые в воде льдины, а один раз зазевался и проехал краем сухих прошлогодних камышей. Речка местами была совсем узкая, поэтому он осторожничал и на поворотах сбрасывал скорость. Зато на плесах разгонялся. Волна от лодки желтоватым шелковым веером уходила вбок.

— Рука не замерзла? — кивнул отец на мокрую детскую ручку, сжимающую толстый румпель. — Может, я поведу?

Степан покачал головой.

— Так, — отец посмотрел на часы, — полшестого, до темноты еще часа четыре.

— Чего? — не понял Степан из-за шума мотора.

— Успеть бы, — заговорил отец громче, — до темноты определиться. Да у костерка посидеть — посмотреть, как утка тянет.

Через полчаса Степан явно замерз, и отец устроил его от ветра на дно лодки, а сам сел к мотору. Поехали быстрее. «Красивые места, — думал отец, обсасывая с усов капли дождя, — погоду бы поправить, вообще бы весело было».

Он очень любил такие речки с тихими темными омутами и прозрачными перекатами, с деревьями над водой. Ни рыбалки хорошей, ни охоты здесь никогда не было, поэтому ездил он в такие места редко. Но когда случалось, забывал про поплавок, который обычно и не шевелился, и наблюдал за тихой жизнью кувшинок, стрекоз и водомерок, сереньких незаметных мальков, греющихся на солнце. Это была речка его детства.