Кэтлоу

Необходимость сидеть весь день под землей подействовала в конце концов и на него. Он едва ли меньше остальных томился желанием поскорее покинуть мрачную тюрьму, которая успела изрядно осточертеть ему. Ведь Кэтлоу был на редкость жизнелюбивым человеком. Он любил веселье и любил своих друзей, любил, когда ярко горят огни и гремит музыка, любил поболтать по душам у костра, и поспорить, и подурачиться с приятелями, как это обычно бывает во время долгих набегов за скотом или вечерних объездов. А теперь он вынужден заживо гнить в какой-то сырой дыре. Он попытался взять себя в руки и хладнокровно обдумать кое-какие детали плана, но мысли его разбегались.

Кристина пообещала принести ему ящик сигар. Скоро она вернется. Кэтлоу встал из-за стола и, подойдя к тому месту, где истомившиеся бандиты дулись в карты, с унылым видом пару минут понаблюдал за игрой, потом неторопливо направился к лестнице.

Билл Джойнер проследил, куда он направился, и раздраженно бросил вслед:

— Запер нас тут, словно в тюрьме какой, а сам ходит, куда ему вздумается!

Рио Брай тоже был среди тех, кто сверлил спину удаляющегося Кэтлоу тяжелым взглядом. В конце концов он овладел собой и ограничился тем, что просто пожал плечами.

— Кому-то же надо следить за тем, что происходит! В конце концов, он это все затеял, и нас в это тоже втянул именно он!

Джойнер был бродягой, для которого не существовало границ. Поговаривали, что он не брезгует приторговывать скальпами. Это был высокий, тощий человек со злобным огоньком в глазах, который продолжал гореть, даже когда по лицу его блуждала улыбка. Впрочем, такое случалось нечасто. Зависть давно стала единственной страстью, которая оставалась в его зачерствевшем сердце. Зависть, да еще недоверие.

Кэтлоу долго колебался, прежде чем взять его с собой. Тому было несколько причин: Джойнер стрелял без промаха, и это было всем известно. Он мог не слезать с седла дни и ночи напролет, не зная усталости, да и в храбрости его никто не сомневался.

Кэтлоу бесшумно спустился по лестнице и, миновав узкий коридор, который вел в лавку, приоткрыл потайную дверь в стене, через которую можно было попасть в жилую часть дома.

Кристина была на кухне, хлопотала, ставя тарелки на поднос. Для мексиканки она была довольно стройна — большинство женщин Соноры были пухленькими. Изящная, точеная фигурка, горделивая осанка — Кристина была настоящей красавицей. Кэтлоу с восхищением оглядел ее, и она, заметив это, подарила ему долгий взгляд темных, продолговатых, как у олененка, глаз.

— Вам нельзя сюда. Отцу это не понравится.

— Тогда бы я тебя не встретил, — сказал он, — а ради этого я готов рискнуть чем угодно, даже встретиться с твоим разгневанным папашей.

Он не мог оторвать от нее глаз, пока она, изящно изогнув гибкий стан, ставила на поднос блюдо с фруктами. Рядом высокой горкой громоздились пышные оладьи. Чуть потеснив его, Кристина поставила на освободившееся место нарезанную ломтиками жареную свинину.

— Ты принесла мне сигары?

— Si. — И она указала на коробку, стоявшую на столе. — Я купила все, что вы сказали. — Помолчав немного, она добавила: — Я видела americano… гринго на Плаза.

В это время Кэтлоу пожирал жадным взглядом плавные изгибы ее тела и вряд ли услышал бы, даже если бы у него выстрелили над ухом.

— Это был незнакомец, — добавила девушка.

— Кто это был?

— Гринго. Он посмотрел на меня. — Она искоса взглянула на Кэтлоу, чтобы проверить, как на него подействовали ее слова.

— Тебя только слепой не заметит. Гринго, говоришь? Высокий такой? И лицо обычно такое спокойное, да? А глаза чуть улыбаются?

Девушка передернула плечиком.

— Он очень красивый. Настоящий hombre, как это сказать… настоящий мужчина! На нем было черное пальто, и он долго говорил о чем-то с генералом Армихо. Я слышала, как генерал пригласил его на бал.

— Бал?!

— О si! Все в городе только об этом и говорят! По-моему, там будут все… ну, я хочу сказать, все офицеры, самые — о Господи, как же это?! — самые важные… самые богатые!

Кэтлоу задумался. Согласно полученной им информации, груз со слитками должен был прибыть в Эрмосильо завтра утром. С этого момента его будут охранять не меньше сотни солдат. Любая попытка хотя бы коснуться его станет первым шагом в могилу. Он планировал налет на полночь, когда сменившийся караул будет мечтать только о том, как свалиться в постель и как следует выспаться после утомительной поездки, в то время как следовало каждую минуту быть начеку.

Усталые и невыспавшиеся солдаты будут думать о чем угодно, только не об осточертевшем им грузе слитков. Тревожило Кэтлоу только то, что за груз с этого момента будет отвечать сам генерал. Офицер, которого он сменил на посту начальника гарнизона, не доставил бы ему и сотой доли таких хлопот: кроме собственного спокойствия, того не волновало ничто в мире. Да и поладить с ним было нетрудно.

А что, если караван с грузом прибудет уже нынешней ночью?