Кеворка-небожитель

— Ребята, прощайте, — кричала нам Чапа, — не забывайте собаку! Витя, я тебя никогда не забуду, помни меня!

Вите удалось выпрыгнуть из риотрона, но Чапу уже увели.

— Кеворка, верни собаку! Ты у них пользуешься доверием.

Кеворка презрительно ответил:

— Заруби себе на носу: я у них не пользуюсь доверием — я облечен им. Быстро — на место. Район закрывается. Его больше не будет до следующего глотка времени. Время затопит этот квадрант и снова будет так, как будто ничего не было.

Витя послушно поплелся на свое место.

— Почему ты сказал, что «время затопит», разве оно у вас здесь жидкое? — удивилась Наташа, выглянув из риотрона.

— Время у нас, как ваша вода, течет, куда ему вздумается, — усмехнулся Цытирик. — Но Лабиринт нашел на него управу и направляет его теперь по своему усмотрению: например, старец на всю жизнь, как я, или Кеворка — вечно юный, или Гут — навсегда без возраста. И хотя мы сами в полной его власти, но мы все-таки владеем Временем, можем даже запасать его на будущее. Кеворка, над стацией всходит время! Опаздываем!

Кеворка прыгнул в риотрон и задвинул над нами крышку. Риотрон ощерился и захрипел, и машина принялась глотать пространство, не двигаясь с места.

Все неведомое неслось нам навстречу, а известное, свое, пережитое, — оставалось далеко позади и становилось, хотя мы того не и хотели и сопротивлялись изо всех сил, совершенно чужим.

НА ПРИЕМЕ У СВЕТИЛ

Дорог было множество, они сбегались и разбегались веселыми разноцветными пучками, и с каждым мгновением пространство перед нами становилось светлее и светлее, и тяжесть покидала наши души. Мы развеселились и начали отпускать глупые шуточки насчет Альдебарана, и слово «баран» не сходило у нас с языка. Иногда Кеворка надевал на голову синий ободок с оранжевым пером, высовывался из-под крышки и щупал пером пространство — как он нехотя объяснил Вите: «Для вашей безопасности!»

Он сидел впереди, а мы пялили глаза на его спину. Спина была чужая и враждебная, и от этого нам становилось не по себе. Когда-то он был наш, он знал про нас столько же, сколько мы сами. Он знал про нас все.

— Кеворка! — позвала Наташа.

— Замолчи!

Вокруг все ревело, в наших глазах мелькали красные облака, куски черного неба, редкие яркие звезды.

— Звезды… — невольно вырвалось у Наташи, — я видела их дома, когда была совсем-совсем маленькой, и Владик мне рассказывал про них сказки…

Но никто Наташу не поддержал, каждый, наверно, думал о своем. Она замолчала, закрыла глаза и вдруг явственно увидела перед собой свою комнату, Владика, совсем взрослого, с лысиной, в роговых очках, в белой неглаженной рубашке, он сидел наклонясь над столом и рассматривал альбом с фотографиями, на которых Наташа узнала себя, Киму, Витю, Аленьку и Кеворку, когда всем исполнилось… Видение было такое живое и четкое, что она невольно вскрикнула: «Владик!» и дотронулась до него рукой. Он испуганно обернулся, посмотрел по сторонам и закричал:

— Наташа?! Куда ты? Постой — не уходи…

Она увидела его огромные остановившиеся глаза за толстой броней стекол.

Дорога внезапно остановилась, Наташу швырнуло на Витю.

— Вместе надо держаться, — сказал Витя. — Чапа была права.

— Там будет видно, — откликнулась Кима.

— Пусть каждый думает за себя, — ответил Аленька.

— Приехали. Вон Дворец Светил, — Кеворка махнул рукой вперед-вверх. — Выходите.

Мы вышли из риотрона и увидели в отдалении огромный серебристый шар, на котором играли красно-желто-зелено-синие и фиолетовые блики. Он медленно вращался на тонкой длинной игле, издали напоминая гигантскую елочную игрушку. К шару вела высокая и широкая железная лестница без перил.

По ступенькам той лестницы поднимались диковинные существа, великое их множество: существа, по форме напоминавшие кожаные чемоданы на тонких ножках с молниями вместо рта и с ярко фосфоресцирующими глазами на боках, шагающие каменные глыбы, обросшие коричневыми курчавыми волосами, издали похожие на горилл, пластмассовые одеяла с перепончатыми крыльями и лапами, тестообразные объекты, напоминавшие гигантских полосатых лягушек, фантастически высокие цветы под раскрытыми зонтиками всех оттенков красного цвета, из-под зонтиков неслась бравурная ядовито зеленого цвета музыка. За ними в прозрачных длинных пакетах, надетых на извилистые палки, плескались какие-то серые желе или студни, которые то что-то чирикали, то так сильно начинали свистеть, что у нас разболелись уши. Много еще чего или кого повидали мы на той лестнице.