4 февраля, как обычно, было заседание. После заседания наша делегация давала завтрак в честь заместителя У Тана. На этот завтрак были приглашены человек четырнадцать. Носенко на завтрак приглашен не был. Это было приблизительно часов в 13. Носенко сказал, что пойдет обедать в город.
Вечером, часов в 11, я возвратился в номер. Носенко в нем не было. Меня это не удивило, так как Носенко очень часто приходил позже меня. Я приходил в половине 12-го, а он — ив час, и в два ночи. В конце января и начале февраля Носенко возвращался поздно ночью раза четыре или пять, выпивши.
Я лег спать без Носенко. Проснувшись, я увидел, что Носенко нет и он не ночевал. Меня это встревожило, тем более что 5 февраля мы должны были переезжать из гостиницы на виллу, после ремонта. 4 февраля утром, перед тем как идти на заседание, Носенко, зная о том, что 5-го мы переезжаем на виллу, предложил мне переехать вместе с ним на его машине. Я согласился.
Утром 5-го машина пришла. Но Носенко не было, и я все больше начинал волноваться по поводу его отсутствия. Я пошел к Ш. и сообщил, что Носенко не ночевал в гостинице. На это Ш. мне ответил, чтобы я не волновался, он, наверное, задержался где-нибудь у женщин советской делегации. Другой руководитель делегации, когда узнал, что Носенко не ночевал, также сказал, что ничего страшного в этом нет. Меня же это волновало еще и потому, что нужно было освобождать номер, машина ждала, а Носенко не было. Если его вещи оставить в номере, значит, он занят и его надо оплачивать, а денег бухгалтерия на это уже не отпустила.
Часов в 8 утра я сказал Ш., что Носенко все еще нет, а надо переезжать, а без четверти час я поехал в гостиницу, забрал вещи и перевез их на виллу.
Вещи Носенко в 13 часов 5 февраля при переезде на виллу собирал и укладывал в чемодан я. Присутствовали товарищи из консульского отдела.
Бритва, которой Носенко брился, была оставлена на месте. Создавалось впечатление, что Носенко как будто куда-то вышел. Вместе с рубашками исчезла папка, с которой Носенко прилетел. Я хорошо запомнил эту папку, так как видел ее в Шереметьеве у него в руках. Когда нам предложили сдавать вещи и надо было их ставить на весы, я свою папку положил на весы, а Носенко, как я заметил, свою на весы не клал. Видел я ее у Носенко в номере, где мы с ним жили. Когда я собирал вещи, то этой папки не было в номере.
Он свой паспорт, как все мы, не сдал генеральному секретарю делегации (по прибытии в Женеву. —
Примерно через неделю после исчезновения Носенко Госдеп США опубликовал заявление о просьбе Носенко о политическом убежище. В дальнейшем мне стало известно, что Носенко бежал и изменил Родине».
Как видно из приведенной выше записки Второго главного управления КГБ, Носенко выехал в Женеву «с контрразведывательными задачами». Это означало, что ему было поручено «контрразведывательное обслуживание членов советской делегации в целях обеспечения их безопасности». Примерно так это формулировалось в наших внутренних документах. Резидентура КГБ в той стране, куда направлялась делегация или туристская группа, получала из Центра ориентировку о выезде оперработника, и ей предписывалось оказывать ему необходимую помощь в «решении поставленных оперативных задач». Кому-то из сотрудников линии контрразведки поручалось установить контакт с приехавшим работником. Если он не был известен резидентуре, это делалось по паролю, сообщенному из Москвы в ориентировке вместе с фамилией контрразведчика. Затем его информировали об оперативной обстановке в стране и городе, о действиях спецслужб противника и их агентуры против советских граждан, договаривались об условиях постоянной связи и об использовании каналов резидентуры в случае необходимости для передачи сообщений в Центр. В свою очередь прибывший оперработник ставил в известность о полученных задачах, а затем периодически докладывал в резидентуру об обстановке внутри и вокруг делегации и в необходимых случаях обращался за соответствующей помощью.
Носенко также поддерживал контакт с резидентурой, причем на отношении к нему сказывалось, что он был не рядовым сотрудником, а принадлежал к руководящему составу довольно высокого уровня — являлся заместителем начальника отдела Центра, о чем резидентуре было известно. О реакции резидентуры КГБ в Женеве на исчезновение Носенко можно судить по показаниям ответственных ее сотрудников. Вот одно из них: «Было известно, что раньше Носенко сильно пил. В этот же приезд в Женеву я не замечал этого за Носенко, он вел себя так, как и все. Если ему приходилось выпивать, то употреблял он спиртное в меру, и никогда я не видел его пьяным.
Исчез Носенко 4 февраля. Последним его видел советник т. Б., который вместе с Носенко в этот день вышел в 13 часов с минутами из здания Дворца наций, где проходили заседания комитета. Носенко сказал Б., что он пойдет обедать в город. Больше Носенко никто не видел.