В этот день Носенко никто не разыскивал, так как мы знали, что он оперработник и у него могли быть свои дела. Оперативные меры по его розыску были приняты только на следующий день — 5 февраля.
Около 11 часов утра 5 февраля глава делегации Царапкин сообщил об исчезновении Носенко в Представительство СССР при ООН в Женеве. Было сказано, что Носенко не ночевал в гостинице и не явился туда утром. А в этот день, когда убежал Носенко, все члены делегации утром должны были из гостиницы переезжать в особняк, где ремонт был закончен. Так как Носенко не было, его вещи перевезли наши товарищи.
Когда мы узнали об исчезновении Носенко, то нами был принят ряд мер по его розыску. Опрашивали советских граждан в колонии, но это не дало никаких результатов. Был проведен ряд оперативных мер по его розыску, но они также не дали положительных результатов. Мы произвели осмотр личных вещей Носенко. Не обнаружили двух новых нейлоновых рубашек, купленных в Женеве, шерстяной рубашки, которую он носил повседневно, пижамы, портфеля. Портфель был дорогостоящий. Носенко заявил, когда купил, что он ему нужен для поездки по стране. Выезжая из Москвы, он вез с собой папку на молнии. Он был с ней на аэродроме в Шереметьеве, в самолете она лежала на полке. Эту же папку видели и на аэродроме Флорида… После бегства при осмотре его личных вещей ее не оказалось. В Париже на аэродроме кто-то из товарищей держал эту папку в руках и рассказал, что она была увесистая, не пустая, что-то в ней лежало.
Накануне бегства — 3 февраля — Носенко отчитывался о своей работе и своих связях в резидентуре (перед руководством. —
Мы опросили швейцарских граждан, но и они нам ничего об исчезновении Носенко не рассказали. Один из сотрудников швейцарской полиции рассказал нам, что якобы Носенко около 17 часов 4 февраля посетил гостиницу, где он проживал. Но портье гостиницы, с которым мы беседовали, ничего об этом нам не сказал. Верить же работникам швейцарской полиции мы не могли, так как это могло быть и информацией, и дезинформацией.
Каких-либо других данных о Носенко, кроме того, что он исчез, мы ни у полиции, ни у швейцарских властей не получили. Надо сказать, что сразу после того, как 5 февраля стало известно об исчезновении Носенко, мы обратились к швейцарским властям с просьбой розыска Носенко, но просили их об этом ничего не публиковать. Швейцарские власти не публиковали об этом ничего в своей печати до субботы. В субботу о бегстве Носенко стало известно одному из корреспондентов французской газеты, который позвонил в советское представительство и интересовался по этому вопросу. После этого в целом ряде газет мира появились сообщения о бегстве Носенко. Одна из газет даже поместила фотографию якобы Носенко, но это была фотография другого члена советской делегации.
Первые сообщения о бегстве Носенко в заграничной прессе были весьма туманными, т. е. они являлись обычными домыслами корреспондентов. После же серьезного выступления т. Царапкина в прессе появились сообщения о том, что Носенко изменил Родине и что он представляет большую ценность для американской разведки. В прессе также сообщалось, что Носенко являлся сотрудником КГБ и занимал там руководящий пост и что он очень много знает о работе КГБ. В газетах также писалось, что «такого, как Носенко, у американцев никогда не было».
Да, мы до последнего дня думали, что Носенко исчез помимо своей воли, но мы глубоко в этом ошибались. Никаких, даже мельчайших, данных о том, что Носенко был похищен американской разведкой, у нас нет и не было.
Что явилось причиной для измены Родине Носенко, я не могу сказать. Для меня это явилось полной неожиданностью».
Вспоминает полковник КГБ в отставке Глеб Максимович Нечипоренко, бывший в то время работником Первого главного управления: «В феврале 1964 года, готовясь к длительной загранкомандировке, я активно изучал английский язык и поэтому регулярно слушал передачи «Би-би-си», главным образом передачи новостей.