КГБ и тайна смерти Кеннеди

Но естественно, что и после суда Идол оставался объектом пристального оперативного внимания КГБ и любые новые сведения о нем накапливались в делах соответствующих подразделений. Не располагаю данными о том, поступала ли в тот период в Москву какая-либо информация о местопребывании и занятиях Идола в США. В этом плане «колпак», которым ЦРУ накрыло перебежчика, оказался достаточно прочным. «Носенко, попросту говоря, стал пленником ЦРУ, затерянным в американском ГУЛАГе», — пишет Д. Вайс в своей книге «Кротовая охота».

В конце сентября 1964 года был опубликован отчет Комиссии Уоррена. Ни имени Носенко, ни сообщенных им сведений о пребывании Освальда в СССР и отношении к нему КГБ в отчете не приводилось. Все, что говорилось о проживании подозреваемого убийцы в Советском Союзе, было основано на содержании его «Политического дневника», показаниях жены, материалах американского посольства в Москве и документах, переданных советским правительством.

Строгие допросы АЕФОКСТРОТА, в том числе по делу Освальда, продолжались в тех же условиях и с тем же результатом. Он не знал, что через год ему предстоит справлять новоселье: специально для его содержания на территории учебного центра ЦРУ — Кэмп-Пири, или, по выражению американских разведчиков, на Ферме, строился «благоустроенный» бункер, «очень дорогое сооружение из специальных стальных и бетонных конструкций». 14 августа 1965 года «новоселье» состоялось. О подробностях того «радостного» дня АЕФОКСТРОТ поведал комиссии Конгресса в 1978 году: «…Мне завязали глаза, надели наручники, привезли в автомобиле на аэродром и посадили в самолет. Я был перевезен в другое место, где меня посадили в бетонную камеру с решеткой на двери… была только железная кровать с матрацем без подушки, без простыней и без одеяла. Зимой было очень холодно, и я попросил одеяло, которое мне дали через некоторое время. Днем и ночью за мной наблюдали с помощью телевизионной камеры».

Как видим, условия в бункере были не менее «комфортабельными», чем в прежнем месте заключения.

Еще через год директором ЦРУ стал Р. Хелмс. Очевидно, в этом качестве «кость в горле» стала мешать ему еще больше. Он дал команду оплотам «неверующих» — Советскому отделу и внешней контрразведке — разобраться наконец с делом АЕФОКСТРОТА в течение 60 дней.

Но «верующие» и «неверующие» сошлись стенка на стенку, и тяжба по делу затянулась еще на два года. Вначале Советский отдел вновь посадил перебежчика на полиграф и опять получил отрицательные результаты. Затем появилось заключение по делу, состоявшее из 900 страниц. Составителем его был уже упоминавшийся Бэгли, крестный отец АЕФОКСТРОТА, восторженный зачинатель его дела, ставший затем инквизитором для своего питомца. Вывод этого документа можно считать ошеломляющим — перебежчик вообще не тот, за кого себя выдает, и никогда не работал там, где говорит. Теперь даже в стане «неверующих» возникли разногласия. Как быть после этого Энглтону со своим любимцем Голицыным, который, хотя и зародил первые сомнения в отношении искренности Носенко, всегда однозначно утверждал, что тот действительно являлся сотрудником КГБ? Так, может, подстава — Голицын? Назревал скандал.

Спустя десять лет после этих событий неутомимый Харт разыскал в делах ЦРУ документы, свидетельствующие о глубоком кризисе в те дни «неверующих» в Советском отделе, и в первую очередь самого Бэгли. Вначале Бэгли шлет письмо Энглтону, предупреждая о «разрушительных последствиях», если Носенко будет освобожден. Затем собственноручно набрасывает перечень мер, которые могли бы вывести из тупиковой ситуации в деле АЕФОКСТРОТА:

5) ликвидировать объект;

6) сделать его неспособным связно излагать свои соображения (специальные психохимикаты и т. п.) и, возможно, упрятать в сумасшедший дом;

7) посадить в сумасшедший дом, не делая сумасшедшим.

Поистине занятная могла возникнуть ситуация, если бы каждая сторона тогда узнала о позиции двух других. Но самое курьезное, на мой взгляд, то, что, когда одна сторона по суду приговорила изменника к расстрелу, другая прикидывала в оперативном плане, как лучше ликвидировать его физически, поскольку не может разобраться, кто он — подстава или доброжелатель.

После обнаружения «набросков» Бэгли был сильно раздражен и заявлял, что никогда никому их не показывал, что это были его собственные мысли. Но лично меня здесь смущает одно обстоятельство. Если эти «мысли» были приобщены к делу, то, очевидно, получили какую-то категорию служебных документов, соответствующий регистрационный номер и гриф секретности. Значит, они «остались живы» уже независимо от их автора, кто-то имел доступ к ним, и рано или поздно они могли быть воплощены в жизнь. Но это только предположения.

Пока суд да дело, кто-то в Советском отделе нашел мудрое решение сплавить АЕФОКСТРОТА со всем его богатым багажом в Службу безопасности ЦРУ.