КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева

Отто Кац отправился в Лондон организовывать контрпроцесс. В архивах Форин Оффиса имеются сведения, что хотя Кац и числился в черном списке МИ5 как «отъявленный коммунист», ему тем не менее разрешили въезд в Британию «в результате вмешательства г-на Артура Хендерсона (бывшего министра иностранных дел) и других членов лейбористской партии», сочувствовавших контрпроцессу и, вероятно, не знавших о связях Каца с советской разведкой. Несмотря на оппозицию МИ5, Министерство внутренних дел позволило Кацу совершить повторный визит в том же году «чтобы избежать парламентского запроса лейбористов». В Лондоне Кац держался в тени будучи, как выразился Кестлер, «невидимым организатором комитета». Ему, однако, вполне удалось окружить контрпроцесс респектабельной атмосферой принадлежности к истэблишменту. 13 сентября лорд Марли и Сидни Бернстейн устроили для международных юристов прием в престижном зале «Мейфэр» отеля «Вашингтон». Контрпроцесс открылся на следующий день в «Линкольне инн» в суде Общества права, придав, таким образом, заседаниям вид уголовного дела. Процесс открылся речью члена лейбористской партии королевского адвоката сэра Стаффорда Криппса, впоследствии назначенного на период Второй мировой войны послом в России, а после войны министром финансов. Сэр Стаффорд подчеркнул, что «никто из адвокатов Комиссии не принадлежит к политической партии (то есть к коммунистической партии), обвиняемой в Германии». По вполне понятным причинам Кац был доволен собой. Контрпроцесс, похвалялся он позже, стал «неофициальным трибуналом, получившим мандат от совести мира». Кацу удалось соединить респектабельность с мелодрамой. Свидетели выступали, изменив внешность. Двери суда были заперты с тем, чтобы никто не мог покинуть заседания, пока давали показания свидетели, не раскрывавшие своего имени. Председатель Притт сделал драматическое заявление о том, что национальное правительство Рамсея Макдональда пытается помешать контрпроцессу. Однако по мере того, как шли четко отрежиссированные заседания, напряжение спадало. Некоторые из известных деятелей, сочувствующих процессу, такие, как Герберт Джордж Уэллс, стали уставать от процесса. И хотя юристы, по всей видимости, не заподозрили сомнительного происхождения некоторых представленных им улик, они вынесли не такое выразительное заключение, как надеялись Мюнценберг и Кац. Вместо того чтобы закончиться громогласным осуждением нацистского режима, контрпроцесс сделал более осторожный вывод, что «существуют серьезные основания для подозрений, что рейхстаг был подожжен ведущими деятелями Национал-социалистической партии».

Легкое разочарование, которое Мюнценберг и Кац, возможно, испытали после вынесения вердикта на контрпроцессе, было моментально развеяно самим процессом в Лейпциге, превратившимся в пропагандистскую катастрофу для нацистов. Несмотря на помощь судьи-немца, показания некоторых из основных свидетелей-нацистов буквально расползались по швам. Главный обвиняемый, коммунист, болгарин Георгий Димитров, бывший руководитель Западноевропейского бюро Коминтерна в Берлине и будущий премьер-министр коммунистической Болгарии, защищался просто блестяще. Геринг был настолько взбешен провалом нацистского обвинения, что вышел из себя и закричал на Димитрова: «Подожди, я до тебя доберусь за стенами этого суда!» Ван дер Люббе, с самого начала настаивавший на том, что он был единственным участником поджога, был признан виновным и казнен. Всех обвиняемых-коммунистов оправдали. В результате открытого крушения в суде нацистской теории заговора теория коммунистов, изложенная в «Коричневой книге», приобрела еще больший вес. Мюнценберг, Кац и их сотрудники издали вторую «Коричневую книгу», которая муссировала провал нацистов на суде в Лейпциге, внесла поправки в наименее убедительные места первого издания и предлагала читателю новые измышления.

Так же, как и «клубы для невинных», кампания Мюнценберга по поводу пожара рейхстага служила целям Коминтерна и советской разведки и одновременно была способом добиться пропагандистской победы. Хотя главной задачей было завоевание общественного мнения, Мюнценберг также рассчитывал вовлечь британских интеллектуалов в тайную войну против фашизма под руководством Коминтерна. Подготовка к кампании по вербовке молодых британских интеллектуалов-«невинных» началась одновременно с подготовкой к контрпроцессу. Кембриджский университет был одним из объектов внимания Мюнценберга. Его эмиссар, графиня Каройи, вспоминала наивный энтузиазм коммунистов Кембриджа, с которыми ей довелось столкнуться, когда Мюнценберг отправил ее собирать средства для контрпроцесса и для защиты Димитрова в Лейпциге: