КГБ. Работа советских секретных агентов

Находясь в Египте, Сахаров два-три раза в неделю ездил в Каир либо по поручению Сбирунова, либо по делам консульства. Окончив дела в посольстве, он обычно оставался на ночь у друзей. Чаще всего он беседовал с сотрудниками КГБ Геннадием Еникеевым и Валентином Поляковым; с заведующим реферативным отделом МИДа Иваном Игнатченко и блестящим советским арабистом Сергеем Аракеляном, которого Насер боготворил и использовал как своего личного переводчика. Во время этих встреч Сахаров узнавал о том, что действительно происходило за всей этой официальной напыщенностью и позерством, столь свойственным ближневосточным событиям. Его друзья рассказывали, что советские пилоты, летающие на МИГах с египетскими опознавательными знаками, погибали в воздушных боях. Однажды, во время пребывания в Каире, он видел, как туда привезли тела двух русских летчиков, сбитых израильскими "Фантомами", и как их жены плакали над их гробами. Аракелян рассказал ему также о тайных поездках Насера в Москву и о его переговорах в Кремле.

Однако больше всего он узнавал от Сбирунова, своего начальника по КГБ, соседа и партнера по выпивкам в Александрии. Обычно резидент был мало разговорчив, но иногда он поддавался порыву, желая произвести впечатление на людей своей осведомленностью о некоторых секретах. Однажды поздно вечером, весной 1969 года, попивая шотландское виски, Сахаров выразил удивление по поводу того, что КГБ не раскрыл израильских приготовлений к молниеносной атаке в июне 1967 года.

"Все знали, что Израиль готов к войне, — сказал Сбирунов. — Но главным заданием каждого советского представителя было выяснить точную дату начала войны, а также каковы планы врага".

"Вот в Йемене мы и удивлялись, что это не было сделано", — заметил Сахаров.

"Да нет! — воскликнул Сбирунов. — Информация была. Точная информация. Мы знали о точной дате и о часе нападения. Эти сведения были отосланы в Центр. Нас удивило, что они не сказали об этом арабам. Возможно, что они не верили этому или же сомневались в источнике этой информации. Возможно, что это был обычный недосмотр в Центре, а возможно, что все было задумано заранее. Не знаю".

Сахарова, естественно, заинтриговало заявление, что КГБ получил, но утаил ту столь важную информацию, которая могла бы спасти арабов от их военного разгрома. Однако его еще больше заинтриговало откровение Сбирунова, невзначай сделанное им менее чем через неделю на очередном заседании консульского персонала. Там присутствовали генеральный консул Шумилов, Сбирунов и Сахаров, представляющие КГБ, резидент ГРУ и представитель Центрального Комитета. Сахаров спросил, может ли возрастающее влияние довольно умеренного редактора Мохаммеда Хассана Хейкала на египетское правительство повлечь за собой трудности для Советского Союза.

"Нет, до тех пор, пока Шараф остается там, где он сейчас", — ответил Сбирунов.

"Я никогда не слышал о нем", — сказал Шумилов.

"Сами Шараф является в действительности самой важной персоной в правительстве. Он советник по делам безопасности самого президента, это человек, к мнению которого Насер прислушивается больше всего, — заявил Сбирунов. — С нашей точки зрения, этот человек обладает самой большой силой в Египте. Именно на него мы и полагаемся".

Сбирунов говорил правду, что было далеко не благоразумно. Ввиду такой важности Шарафа не следовало раскрывать его людям, которым не было никакой необходимости знать о нем. И действительно, в то время Сами Шараф был самым крупным агентом КГБ в мире. Он представлял собой именно тот случай "маленького человека", ставшего "большим"; он служил оправданием политики КГБ, которой он следовал, вербуя множество агентов в надежде, что по прошествии нескольких лет некоторые из них достигнут успеха; то была классическая иллюстрация того, как один влиятельный агент может делать историю.

Шараф был похож на унылую грушу: ростом он был около 167 сантиметров, с покатыми круглыми плечами, лысой головой, торчащим брюшком, темными мечтательными глазами и свисающими усами. Однако его внешность вводила в заблуждение, скрывая быстрый ум, врожденный талант к интригам, упорный и честолюбивый характер, необремененный щепетильностью и, по-видимому, неиссякаемую трудоспособность. Он не страдал никакими пороками, за исключением государственной измены. Единственным удовольствием, в котором он себе не отказывал, было пойти иногда вечером с женой в кино.