Основной задачей КГБ, поставленной перед архиепископом, было убеждение служителей церквей других вероисповеданий принять и пропагандировать советский взгляд на такие международные события, как Вьетнам, движение за мир и арабо-израильский конфликт. В то же время он помогал вербовать религиозных агентов, особенно среди коптов, бывших христианским меньшинством. Его положение позволяло ему также производить разведку в некоторых африканских районах и общественных кругах, куда официальные советские представители допускались с трудом. В александрийском консульстве Казновецкий имел дело исключительно со Сбируновым, передавая ему написанные им донесения и получая новые инструкции каждую неделю. Раз в неделю он ездил в Каир для встреч с резидентом КГБ Павлом Недосекиным, жестоким чекистом времен войны, которого боялись все, включая и Сахарова. Сопровождая как-то епископа в Каир, куда он ехал по своему собственному делу, Сахаров видел, как тот вышел из охранявшейся комнаты № 6, где посольство платило агентам за проведенные тайные операции.
Со временем, когда Сахаров почувствовал себя достаточно уверенным с ним, он решил попросить епископа о тайной услуге для него и для Натальи. "Как Вы думаете, — спросил он, — можно было бы крестить Екатерину? Я имею в виду, чтобы никто не знал".
Отечески обняв его, Казновецкий ответил: "Конечно же, сын мой, конечно".
На дне шкатулки с запонками лежал у Сахарова маленький золотой крестик, подаренный ему дедушкой в день его крестин. Взяв его с собой, Сахаров обошел всю Александрию в поисках такого же крестика для Екатерины. В ночь крестин епископ постарался, чтобы его гостиная была как можно больше похожа на святилище, даже поставил там алтарь. Сам он появился, облаченный в великолепные одежды русской церкви, с митрой, неся в руках епископский посох. Торжественная обстановка и органная музыка, воспроизводимая епископским стереопроигрывателем, заставили Сахарова на минуту подумать, что он находится в церкви. После крещения жена Казно-вецкого подала парадный обильный ужин в старой русской манере, чтобы отпраздновать событие.
Прощаясь, епископ прошептал: "Не волнуйся, Володя, никто не узнает". Оба понимали, что КГБ сочтет крестины пятном на репутации Сахарова. На тот интерес к религии, который крестины являли собой, могли посмотреть сквозь пальцы, приписав его безобидному заблуждению или юношескому капризу, однако это событие было бы отмечено в его деле, и возникни бы обстоятельства, при которых Сахарова начнут подозревать в чем-нибудь, этот факт будет иметь вес.
Екатерина заснула после праздничной трапезы, сжимая в ручке маленький крестик. Она была ангельски красивым ребенком, с золотыми волосами своей матери. Уложив ее в кроватку, Сахаров и Наталья порывисто бросились друг другу в объятья и заснули в ту ночь вместе, впервые за много месяцев.
Прошло полгода, и епископ обратился к Сахарову с личной просьбой. Машина иностранной марки, которая была у него в Москве, давно вышла из строя, поскольку требовались запасные части, достать которые в Советском Союзе было невозможно. Епископу удалось купить в Египте все нужные запчасти и еще некоторые другие детали, но поскольку импортировать их строго запрещалось, у него не было никакого пути переправить их в Москву. Он поинтересовался, сможет ли Сахаров, отправляясь в очередной отпуск домой, использовать свой дипломатический паспорт и взять запчасти с собой. Сахаров колебался, понимая как опасно возить контрабандным путем такие вещи. "Конечно, я не хочу доставлять Вам неприятности. Мне просто пришло в голову, что такой умный молодой человек как Вы будет знать, что делать", — сказал он. Потом добавил: "Между прочим, как поживает ваша прекрасная маленькая Екатерина? Каждый раз, когда я думаю о ней, я испытываю спокойствие от того, что она получила благословение нашего Бога".
Это был настоящий шантаж. Несмотря на все страхи Натальи, Сахаров отправил морем ящик с запчастями вместе с их багажом, когда они поехали в очередной отпуск в августе 1969 года. Таможенный чиновник, увидев его дипломатический паспорт, помахал им рукой, не проверив ничего из багажа.