И я рассказала. Это было совсем нетрудно, поскольку данный монолог я разучивала под руководством многоопытной Паулины и помнила текст намертво, как бессмертную для советских общеобразовательных школ тему сочинения «Катерина — луч света в темном царстве». Если бы только этот тихий садист в панаме и без сачка представлял себе, КТО писал за меня это сочинение, КТО подбирал для него афоризмы, метафоры и описания деталей, КТО ставил мне интонации, заминки и внутренние борения, он бы в ту же секунду приступил к пятидесятипроцентной реализации своей недавней угрозы. То есть закопал бы меня в землю по пояс, а оставшуюся половину подверг всем известным ему способам получения правдивой информации, которые наверняка сдал на «отлично» в своем учебном заведении. При этом я старалась даже не думать, что Игорь Валерьевич — вовсе не мудак, а опытный и умный садист, который знает обо мне куда больше, чем это могла вообразить себе даже всезнающая Паулина. И сейчас, выслушивая мои путевые наблюдения, наверняка прикидывает, насколько сильно будет отличаться второе чтение монолога под условным названием «Моя жизнь и страдания на гниющем с головы Западе», если каждые десять секунд прикладывать к моей ноге или к соску груди оголенный электрод…
Когда я завершила ритуал выворачивания наизнанку и умолкла, дабы хоть как-то восстановить основательно растраченный баланс жизненных сил, юннат в панаме не проявил ни малейшей реакции, а все так же задумчиво пялил на меня поверх круглых стекол очков зеленоватые глаза и ритмично, как отлаженный метроном, постукивал простым карандашом по столу. По мере того как эти невинные звуки трансформировались в буханье многотонных колоколов в моей голове, молчание становилось все более нетерпимым.
— Я очень хочу курить…
— Здесь не курят, — меланхолично отозвался он, явно погруженный в собственные проблемы.
Второй раз за одно утро я услышала эту идиотскую фразу и во второй раз не решилась спросить, а почему, собственно, в этом доме не курят. Единственное объяснение, пришедшее в голову, сводилось к довольно примитивной версии, что запрет на табак является приказом министра обороны Дмитрия Устинова, который, как я помнила, был человеком некурящим.
— Ну, допустим, — изрек наконец Игорь Валерьевич, заканчивая барабанное соло на моих нервах. — Допустим, все так, как вы рассказали. К сожалению, на свете существует немало вещей, которые с одинаковой степенью очевидности могут быть как чистой правдой, так и наглой ложью. Мне нужны доказательства, Валентина Васильевна. Если вы их представите, я готов сделать все необходимое для того, чтобы вы смогли продолжить свое путешествие.
— То есть, вы хотите сказать, что отпустите меня?
— Именно так, — кивнул бывший юный натуралист.
Столь беспардонную ложь не просчитывала даже Паулина, которая кичилась тем, что просчитывала все на свете, включая время прихода Мессии.
— Пожалуйста… Я готова.
— В ваших вчерашних и сегодняшних показаниях есть одно любопытное место: десятиминутная отлучка Мишина в Амстердаме. Нас интересует, где он был в этот отрезок времени. Что делал в течение этих десяти минут. Понимаете?
— Понимаю. Но, боюсь, я не смогу вам помочь…
— Сможете, Валентина Васильевна, — успокоил меня юннат. — Я в этом даже не сомневаюсь.
— Раз так, то у меня нет оснований вам не верить.
— Я предлагаю вам следующее: через несколько часов вы вылетите с нашими людьми в Амстердам. Там, на месте, вы постараетесь вспомнить и идентифицировать район, в котором Мишин припарковал машину. Я уверен, что вы вспомните это место. Мало того: я бы очень рекомендовал вам, Валентина Васильевна, ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСПОМНИТЬ его. Память у вас прекрасная, реакция тоже, а уж о мотивации и говорить-то нечего!.. — Захлебываясь собственной значимостью, этот недоносок в панаме, видимо, представлял меня беспомощно трепещущей бабочкой, которую он уже накрыл своим сачком. — Надеюсь, вам удастся помочь нам. А мы, в свою очередь, не останемся перед вами в долгу, Валентина Васильевна.
— Какие счеты могут быть между соотечественниками! — пробормотала я. — Свои же люди, в конце концов…
— Мы умеем БЫТЬ ЧЕСТНЫМИ со своими партнерами, — увесисто изрек юннат. — Так что, в случае успеха, вам купят билет до Буэнос-Айреса, посадят в самолет и проследят за тем, чтобы эта процедура прошла без осложнений.
— Значит, вы не собираетесь меня арестовывать и отправлять в Москву?
— Мы вас НЕ ЗНАЕМ! — отрезал мужчина в панаме. — И знать не хотим! Ваши контакты с КГБ нас абсолютно не касаются. Вы вправе делать все, что вам угодно. Пусть с вами разбирается Лубянка. Нас же интересует только одно — место, где на десять минут исчез Мишин. Поможете нам его найти?
— В этой стране меня чуть не убили, — глухо отозвалась я. — Только благодаря чуду мне удалось оттуда выбраться. А теперь вы возвращаете меня в Голландию… Мне страшно, Игорь Валерьевич.
— Страшно только умирать, — доверительно сообщил мне обладатель бабелевских очков. — А бороться за жизнь — это нормально.