— Вы бы не так боялись, если бы не чувствовали, что и меня тянет к вам?
— Я не хочу об этом думать.
— И тем не менее это так.
— Вы очень уверенно говорите об этом…
— Это не я! — мягко улыбнулась Ингрид. — Это говорят ваши глаза, ваши губы, линии на вашей ладони…
— Вы не похожи на цыганку, Ингрид.
— Господи, как вы наивны! Любая женщина способна увидеть нечто неизмеримо большее, чем дано даже самому проницательному мужчине! — Ингрид чуть наклонилась к его ладони и легко провела по ней кончиком указательного пальца. — Вы очень сильный человек… И в то же время ранимый, как эльф. Вы боитесь признаться самому себе, что способны любить, любить очень нежно и страстно. Вам привычнее иное… Это нечто связанное с силой, с огромной концентрацией воли, характера…
Девушка неожиданно оторвала взгляд от ладони и тревожно посмотрела ему в глаза.
— Что, Ингрид?
— Кто вы, Виктор?
— Любая женщина способна увидеть нечто неизмеримо большее, чем дано даже самому проницательному мужчине! — улыбнулся Мишин. — Вот видите, Ингрид, я уже вас цитирую. Вы спрашиваете, кто я? Человек. Вы же очень точно определили мою суть — путник. Я бы добавил только — усталый путник.
— Сколько вам лет, Виктор?
— Скажите вы, Ингрид.
— Думаю, что очень-очень много, — серьезно ответила женщина. — По-моему, вы прожили уже несколько жизней и в каждой задерживались очень ненадолго…
— Если бы мне сказали это два дня назад, я бы ответил: «Да, это действительно так».
— А сегодня?
— А сегодня мне кажется, что я не жил вообще…
— Вам тревожно, да?
— О нет, — Мишин накрыл ладонью ее сжатую в кулачок руку. — Сейчас мне очень хорошо. Я определенно испытываю что-то новое… Это очень теплое чувство, поверьте мне, Ингрид. Но я не вправе давать волю своим чувствам. Я просто немного расслабился. Совсем немного, чуть-чуть… Мне хорошо с вами, Ингрид… Я разговариваю с вами и одновременно пытаюсь вспомнить: а было ли мне когда-нибудь так хорошо?
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Нет, Ингрид. Боюсь, что нет.
— Зачем же вы назначили эту встречу?
— Я не знаю…
— Хотите, чтобы я ответила за вас?
— Очень хочу, — Мишин улыбнулся. — И именно поэтому сделаю все, чтобы вы этого не сделали.
— Вы всегда решаете за других?
— Я одинок, Ингрид, — тихо произнес Мишин. — Неужели вы этого не видите? У меня просто нет опыта принятия коллективных решений. Я как-то всегда очень плохо уживался с другими индивидуумами.
— К сожалению, я тоже, — вздохнула Ингрид и неожиданно улыбнулась.
— Мы с вами просто сотканы из сплошных недостатков, вы не находите?
— А вы позволите мне принять решение за вас?
— Вы же понимаете, что я позволю вам все, что вы захотите, — негромко ответил Мишин и закурил.
— Тогда поехали! — Ингрид резко встала и потянулась за плащом.
— Куда поехали?
— Разве такие вопросы задают одиноким женщинам?..
Мишин лежал с открытыми глазами, закинув руки за голову и стараясь свести до минимума число вдохов и выдохов, чтобы не разбудить Ингрид. Она заснула только к утру, уткнувшись носом в выемку на его плече, и теперь негромко, по-детски причмокивала во сне, словно от чего-то открещивалась.
«Ты хотел этого, — мысли Витяни текли неторопливо, в ритм ночной капели за окном. — И ты это получил. Но что ты будешь теперь с ЭТИМ делать? На войну не идут с обозами — их оставляют там, за линией фронта, чтобы они не связывали ритм твоего движения, твою свободу, твою способность мыслить и реагировать… Тихо встань, Мишин. Так тихо, как это умеешь делать только ты. Так тихо, будто от малейшего шороха, который ты издашь неосторожным движением, сработает сигнализация на объекте, куда ты стремишься проникнуть. Осторожно, будто это мина с неизвестной конструкцией взрывателя, положи на подушку эту прекрасную голову с копной блестящих черных волос. Укрой одеялом эти хрупкие плечи с тонкими коромыслами ключиц, — ей не должно быть холодно, она этого не заслужила, черт побери! Потом неслышно оденься и исчезни из этой уютной квартиры, из этого холодного города, из этой совершенно чужой тебе страны. Навсегда исчезни! Помнишь, как в той песне Клячкина, которую ты хором распевал шестнадцатилетним мальчишкой-несмышленышем: «Навсегда покинь этот дом, адрес позабудь, позабудь…» Не забывай, Мишин, чему тебя учили: никогда не оглядывайся назад. Действуй! За твоей спиной ничего нет, все, что есть, — только впереди. Все только впереди — проблема, цель, решение… Не ввязывай ее в свою жизнь, в свои игры, оставь эту женщину с ее бытом, интуицией, проблемами и страхами, она заслужила право прожить собственную жизнь так, как ей было предначертано… Утром она проснется, все поймет, возможно, простит, а может быть, будет тебе даже благодарна. Она ведь тонко чувствует беду и, скорее всего, поймет, что своим уходом ты просто хотел отвести эту надвигающуюся, как рыхлая, мрачная туча, беду подальше от дома, в который тебя занесла судьба, одиночество и любовь…»
— Почему ты не спишь? — голос Ингрид звучал с едва заметной хрипотцой. Так обычно разговаривают со сна.
— А ты почему не спишь?
— В знак солидарности.