— Восемь часов, — на неважном английском произнес он. — Мадам будет ужинать?
— Сколько?
— Восемь.
Я проспала весь день.
Есть не хотелось, но желание разузнать обстановку взяло верх.
— Да, я поем.
— Принести ужин в номер или мадам спустится вниз?
Если пропадать, то хоть на людях. Буду спокойно жевать какие-нибудь равиоли, и пусть Тополев разносит мне голову публично.
— Я спущусь.
— Благодарю, мадам, — официант вежливо кивнул и затрюхал к лестнице, смешно тряся животом.
Вонзив ноги в туфли, я вышла в коридор. Первое, что я увидела, был один из Матвеевых ребят, стоявший у стены и не сводивший глаз с Витяниной двери. Черт возьми. Значит, комедия еще не кончилась? Значит, там все еще готовится к схватке мой школьный приятель-мочила. Я приободрилась, понимая, что из двух жертв, очевидно, первой будет все-таки Мишин, а уж потом — я. Значит, как минимум, я поужинаю, отведав напоследок деликатесов голландской кухни.
Но до равиолей не дошло: на лестнице я столкнулась с Матвеем.
— Вы куда, Мальцева?
— Меня пригласили поесть, гражданин подполковник. Но если вы прикажете, я умру от голода в номере. У меня там, кстати, есть корка хлеба, так что месяца полтора протянуть можно…
Тополев невнимательно слушал, поглядывая в сторону моложавого портье, разговаривавшего с официантом.
— Господин из двадцать шестого просил ужин в номер, — сказал официант по-немецки, и по выражению лица Тополева я поняла, что речь идет о Витяне.
Портье кивнул и отметил что-то в лежавшей перед ним тетради. Тополев наконец соизволил взглянуть на меня.
— Вы что, Мальцева, не понимаете, что здесь может произойти в любую минуту? Все играете. Я же сказал: запереться и сидеть тихо. Ужинайте у себя. Вот ваш приятель заказал все в номер — и вам принесут.
По тому, как он сказал это, я поняла, что ужинать мне не придется. Но когда он меня пристрелит? Неужели прямо на лестнице, на глазах у веселого портье? Я повернулась и, инстинктивно втянув голову в плечи, поплелась наверх.
У своей двери я остановилась. За мной уже поднимался толстяк-официант с подносом — это был ужин Мишина. За его спиной маячило бледное лицо Тополева. Устремленный на меня взгляд Матвея говорил о многом. А ключ, как назло, застрял в скважине и почему-то не проворачивался. Больше всего мне хотелось запереться у себя, но разве я виновата, что и в Голландии заедают замки?
Официант подошел к двери Мишина и постучал. Ему не ответили. Он тронул дверь, и она подалась. Официант заглянул внутрь, и тут случилось неожиданное. Тополевский мальчик, бдевший у моей двери, сделал два огромных шага и впечатал свой огромный ботинок в зад работника голландского общепита. Несчастный толстяк пулей влетел в номер. Вслед за ним туда же ввалились Тополев и один из его подручных с пистолетами в руках. Загрохотали выстрелы. Я застыла. Несмотря на все мое отвращение к этим людям, я отдавала должное их профессионализму. Такого я не видела даже в кино.
Потом на пороге Витяниного номера появился бледный Тополев. Он увидел меня, но ни сказал ни слова, а обратился к специалисту по поджопникам:
— Зайди сюда.
Я наконец повернула ключ в замке, но дверь открывать не спешила. Какая разница, в конце концов, где поймать пулю — в номере или в коридоре? Тем более что мне ужасно хотелось узнать, чем завершилась моя карьера в роли агента КГБ СССР.
Осторожно переступая на цыпочках, я подошла к раскрытой двери Витяни и заглянула внутрь. Официант, из губы которого сочилась кровь, почему-то на четвереньках полз к выходу. Тополев и двое его парней с пистолетами стояли у распахнутого стенного шкафа.
Но у их ног не было трупа Витяни Мишина.
Официант наконец дополз до двери, вскочил и со всех ног кинулся прочь. Матвей оглянулся.
— Что вам здесь нужно, Мальцева? — проскрежетал он.
Наткнувшись на его бешеный взгляд, я поняла, что Витяни и не было в номере и что подполковник госбезопасности Тополев все еще не выполнил приказ начальства.
Значит, я временно продолжу свое глупое существование.
В моем номере было тихо и страшно. Взгромоздив одну на другую три подушки и пристроив их в изголовье дивана, я выключила свет, врубила на всю мощность радио, забралась на диван с ногами и закрыла глаза.
До Нового года оставалось совсем немного. По комнатам этого трижды проклятого отеля, где агенты КГБ играли в чертей и домовых, гуляли неведомо откуда взявшиеся сквозняки, и «АББА» нежным до обширного инфаркта голосом пела «Happy New Year». Лежа с закрытыми глазами, я представляла себе искрящийся рождественскими огнями Стокгольм или Нью-Йорк и счастливых, нарядно одетых людей, в обнимку бредущих мимо ослепительных витрин в медленном круговороте падающих снежинок… «Как встретишь Новый год, так его и проживешь», — вспомнила я один из нехитрых постулатов, так охотно затверженных нами в далекие студенческие годы. До чего же все это глупо! Чтобы хоть как-то — пусть даже очень скверно — прожить новый год, нужно как минимум его встретить. А как раз в этом я и не могла быть уверена.