— Сформулировано было дипломатично: «в кратчайшие сроки».
— Пара суток у меня есть?
— Потянем, — кивнул Громыко и вновь вернулся к столу. — А если ничего не выйдет, тогда что?
— Тогда еще раз напрошусь к вам на чай, — улыбнулся одними губами Андропов. — Обсудим подробности моей отставки…
— Только без бравады, пожалуйста! — поморщившись, повысил голос Громыко. — Мы не на батальонных учениях, а ты не командир мотострелкового взвода! Ты хоть понимаешь, почему я устраиваю это ночное чаепитие, вместо того чтобы немедленно информировать Политбюро и принимать экстренные меры?
— Я понимаю, Андрей Андреевич, — тихо произнес Андропов и, водворив очки на переносицу, блеснул дымчатыми стеклами. — Понимаю, а потому уважал и продолжаю уважать вас.
— А коли так, — голос Громыко смягчился, — то выкрутись, Юра. Во что бы то ни стало выкрутись! Не время сейчас, понимаешь, стремена терять. Больше двух-трех лет он не протянет. Что будет со страной потом, ты об этом подумал? Практиков не осталось — сплошь выдвиженцы с амбициями вместо голов. Я уже стар, Суслов как жил всю жизнь, идеологами командуя, так и продолжает махать учебниками. Ох, до чего же не люблю я эту борьбу за власть! Пока ты в порядке, они, хочешь не хочешь, признают твой авторитет. А стоит оступиться — и все, Андропов! Сожрут за милую душу! Сгноят. И никто тебе не поможет. Не хочу я этого, Юрий Владимирович. Страна больна, давно и серьезно больна. Ей нужны кардинальные перемены, нужны сильные кадры, думающие люди, нужен порядок и железная дисциплина. Чтобы вылезти наконец из этого дерьма. Чтобы не развалиться вконец. Потому и обращаюсь к тебе: выкрутись. Найди решение. Нужна моя помощь — скажи, подсоблю. Только действуй.
— Спасибо вам, Андрей Андреевич.
— Делом поблагодари. Делом…
4
ПНР. Поезд
Внутри все у меня ухнуло и оборвалось. Так обрывается и стремительно падает в черную шахту кабина лифта. Я ничего не понимала, ситуация была настолько нелепой, что если бы не стальные браслеты наручников, больно впившихся в запястья, я бы подумала, что мне снится кошмарный сон.
— Зачем ты это сделал, Мишин? — тихо спросила я. — Хочешь сдать меня им, да?
— А что, нельзя? Запрещено Гаагской конвенцией?
— Но зачем, объясни?!
— Ничего я тебе не намерен объяснять, — буркнул Витяня, продолжая дымить сигаретой. — Сиди тихо и не дергайся. Все идет по плану. По моему плану…
— Болван! — крикнула я, чувствуя, как слезы хлынули в два ручья, и ненавидя за это весь мир и себя в первую очередь. — Ты уверен, что таким образом добьешься у них прощения? Уберут и тебя и меня. Неужели ты думаешь, иуда, что твои мясники по достоинству оценят этот тимуровский поступок и дадут тебе спокойно подохнуть от старости?..
— Мальцева, ты меня утомила! — беззлобно отрезал Витяня. — Заткнись и дай сосредоточиться…
В коридоре дробно зацокали подковы солдатских сапог.
— Ты не умрешь своей смертью, Витяня, — прошептала я, чувствуя, как слезы заползают под жесткий шейный корсет. — Это единственное, в чем я уверена…
— Мы оба не умрем своей смертью, подруга, — тихо откликнулся он. — Такая уж у нас, у русских, судьба. «Интернационал» помнишь? То-то…
Дверь купе с уже привычным скрежетом отлетела в сторону, и в полуосвещенный тесный куб купе ввалились сразу три человека. Первый — в черном пальто и шляпе, низко надвинутой на глаза, сразу присел на мою полку, оставив в дверном проеме в качестве живого заслона двух дюжих солдат с автоматами на груди.
— Проверка документов!.. — по-польски начал он, и в этот момент его взгляд остановился на моем пистолете, одиноко лежащем на столике. Реакция штатского была мгновенной: он выхватил из-за пазухи пистолет и, переводя ствол с меня на Витяню и обратно, заорал:
— Руки! Всем — руки за голову!!!
Почти одновременно оба солдата, как по команде, с синхронностью караула у кремлевской стены направили на нас стволы автоматов.
— Чего шумишь, начальник? — Витяня заговорил по-польски с непосредственностью коренного варшавянина. Он сел и оперся обеими руками на колени. — А ну-ка убери свою пушку, дубина! Слышишь? Убери немедленно, а то потом будешь всю жизнь жалеть…
— Кто такой? — выдохнул штатский, не отводя от Витяни пистолет.
— Подполковник Виктор Мишин. Первое управление КГБ СССР. Можешь взять мое удостоверение в нагрудном кармане пиджака. Ну, не бойся…
Штатский аккуратно, словно боясь подвоха, взял со стола разряженный пистолет, осмотрел его и сунул во внутренний карман. Потом кивнул одному из солдат. Тот с опаской подошел к Витяне, двумя пальцами выудил из нагрудного кармана красную книжечку и передал ее старшему. Штатский буквально впился в титульный лист удостоверения, перелистнул страничку, потом, уже в некотором замешательстве, вопросительно уставился на Витяню:
— Видите ли, пан… Мне приказано по всем вопросам немедленно докладывать начальству.
— Кем приказано?
— А не твое дело! — отрезал штатский, но чувствовалось, что он трусит.