КГБ в смокинге. Книга 2

Не знаю, был ли этот совет психологическим маневром с целью отвлечь меня от происходящего, или дурацкий облик стареющей и вдобавок затылочно травмированной дамы на самом деле действовал Витяне на нервы, но предпринятые мной усилия по демаскировке в какой-то степени стерли остроту тех страшных минут, когда вертолет то падал отвесно, как тяжелый, гудящий камень, то резко взмывал вверх, отчего все мои внутренности в едином порыве стремились провалиться в тартарары…

Шея под корсетом, как я успела выяснить на ощупь, покрылась мелкими противными пупырышками, а волосы под париком были спрессованными и сухими, как невостребованный стог прошлогоднего сена. Попытавшись расчесать их, я не сразу поняла бесперспективность этой затеи: проще было соскрести с себя скальп.

В этот момент где-то сбоку один за другим раздались три хлопка. С таким звуком обычно лопаются из-за перепадов напряжения стосвечовые лампочки.

— Что это, Витяня? — заорала я, чувствуя, как моментально ослабли и мелко задрожали ноги. Хлопоты, связанные с внешним видом, почему-то показались мне совершенно излишними.

— Салют в нашу честь, подруга, — ответил Витяня, присев на корточки и вглядываясь в иллюминатор. — Только почему-то не из бутылок с шампанским…

— Они что, СТРЕЛЯЮТ в нас?!

— А что они, по-твоему, должны делать? Чепчики подбрасывать?

— Попали?

— Ты почувствуешь, когда попадут, — отмахнулся он, продолжая изучать что-то в иллюминаторе. — Или не почувствуешь. Что, кстати, даже лучше…

— На что ты намекаешь?

— А ты, Мальцева, деградировала, пока мы были в разлуке…

Я даже не огрызнулась, бдительно прислушиваясь к реву винтокрылой машины. Лишенная зрительной информации (смотреть в иллюминатор мне было страшно), я пыталась определить на слух. Как мне показалось, хлопков больше не было. Или был еще один, но на значительном удалении от нас. Первым Добрым знаком стало исчезновение пронзительного свиста. Постепенно винт стал вращаться в прежнем режиме, да и вертолет как-то выровнялся и перестал проваливаться в бездну.

Пилот снова обернулся к нам. Его длинные светлые волосы слиплись на лбу каким-то причудливым узором, словно искусный мастер только что сделал ему укладку.

— Садимся! — крикнул он по-английски. — Приготовьтесь!

— Какие-то проблемы? — улыбаясь, поинтересовался Мишин, и я чисто автоматически обратила внимание на потрясающее хладнокровие моего одноклассника.

— В прошедшем времени, — тоже улыбнулся пилот и вдруг подмигнул мне: — Но поторопитесь. У вас пара минут, не больше!..

За стеклами иллюминаторов по-прежнему стояла ночная мгла, но когда Витяня, послушно отзываясь на вспышку красной лампочки, с грохотом отодвинул в сторону дюралевую дверцу, снизу нас обдало терпкой свежестью морозного утра.

— Быстрей! — крикнул Витяня и исчез в проеме двери.

Я подошла к черному, распахнутому зеву ночи и увидела, что вертолет завис над землей примерно в двух метрах. Внизу уже стоял Мишин и протягивал мне руки. Времени на раздумья не было, и, прижав к груди сумку, я с закрытыми глазами прыгнула вниз, попав через долю секунды в железные руки Витяни.

По-моему, я еще находилась в своем коротком полете, когда вертолет, разбойничьи свистнув огромным, чуть обвисшим, как казачьи усы, винтом, рванулся ввысь и исчез в низких, подернутых беловатым флером облаках.

Не тратя времени на разговоры, Витяня схватил меня за руку и потащил вперед. Я покорно, ни о чем не думая, следовала за ним. После бурного эмоционального всплеска, пережитого в минуты обстрела, мною овладела полнейшая апатия. В таком состоянии, как говорила моя приятельница, меня запросто можно было размазывать черенком ложки по стене. Впрочем, по мере все более крутого закручивания драматургии моих мытарств я стала привыкать к этим резко континентальным сменам настроения. Меня уже не пугали адреналиновые протуберанцы, то загонявшие душу в угол животного страха, то подбрасывавшие ее под облака безумного ликования, то опускавшие на дно полнейшего безразличия. Как я догадывалась, мой организм, даже не согласовав данный вопрос с разумом, избрал собственный, автономный путь психической саморегуляции и именно таким образом спасал меня от переизбытка эмоций, от сверхнагрузок, от экстренной госпитализации в многопрофильном психдиспансере…

Я пыталась оглядеться, чтобы сообразить, где же мы находимся, однако вокруг было темно и безлунно. Единственное, в чем я была уверена по недавнему опыту, — это не лес. Но и не горы: земля под ногами была мягкой и даже рыхлой. Снега почти не было — так, мелкие грязноватые пятна, ненавязчивое извещение о том, что от места, где еще вчера бушевала белая метель, мы удалились на весьма приличное расстояние. А может, все это мне просто казалось, и я находилась все там же, неподалеку от Лодзи, в лесу, куда вернул нас ревун-вертолет, так и не сумевший прорваться сквозь пограничные заслоны…

Тишина вокруг стояла жуткая. То есть — ни звука, ни шороха, точно в подземном гроте с природной звукоизоляцией.