— А зря. Будда жил в другой культуре, гораздо более свободной и светлой. Поэтому он говорил, что у вещей нет никакого «себя», а в нас нет никаких «нас». С этой высочайшей точки зрения «мы» вообще никогда не рождались в «этом мире». Слышанное осознается, и все — но, даже говоря так, мы рассекаем единую истину на две ложные части. Способ, каким слышанное возникает и исчезает, заключается просто в том, что оно то слышно, то нет.
— Кому? — спросил я.
— Кому смеркается? Кому рассветает? Этот «кто» — такое же волшебное наваждение, как и все остальное. Вы сами недавно рассказывали мне про огни, которые создают мир…
— Лучи, — сказал я. — Сознающие лучи.
— Лучи, огни, неважно. В образах этого мира нет ничего, о чем можно спорить. Все есть просто то, что оно есть в этот самый миг. Кстати, именно так древние евреи определяли бога. Мы тоже часть этой тайны.
— Понимаю, — сказал я.
— Будда говорил с заблуждающимся, но могучим магом. И невероятно изящным способом выбил из-под него фундамент его заблуждений. Бахия понял тайну сознания. После этого ему больше нечего было делать в этом мире. Он увидел перед собой путь, и… Выражаясь фигурально, на месте «атмана» возникла дыра, и он в нее шагнул.
— Куда?
— Сюда, — ответил монах.
— Простите?
Монах смерил меня взглядом.
— Бахия — это я.
Эти слова произвели оглушительное впечатление. Я не сомневался ни секунды, что он сказал правду. Это объясняло, откуда он так хорошо знает фрагменты Упанишад — нечто, крайне нетипичное для бирманского монаха, пусть даже с университетским прошлым.
— Я был Бахией, — повторил монах. — И многими другими людьми, например, Пирроном из Элиса, о котором я вам говорил.
— И профессором философии тоже?
— Тоже, — кивнул монах. — Изучать человеческие заблуждения — одна из моих слабостей. Вообще-то я редко становлюсь человеком, потому что не слишком люблю это состояние. Но это не важно. Важно другое. Я знаю, как пригласить сюда корову с теленком.
— Вы имеете в виду смерть? — спросил я.
— И новую жизнь. Бахия чувствовал, что его время подходит к концу. Сегодня нечто подобное ощутили вы сами. Вы можете дождаться своего срока и умереть от пули. А можете повстречать корову с теленком.
— Что это значит?
— Это значит, вы доведете свою практику до такого рубежа, когда станет возможным мгновенный переход в другую жизнь. Я могу научить вас.
— Мне, конечно, интересно. Но с какой стати вы будете меня обучать?
— Видите ли, — сказал монах, — когда я был Бахией… Вернее, Бахией в той его жизни, где он практиковал на горе и умер, вы были моим товарищем по затворничеству. И хоть вы остались весьма далеки от реализации, вы умерли вместе со мной, пытаясь меня спасти. Это мой неоплаченный долг.
— Хорошо, — сказал я. — Проверить ваши слова мне сложно. Я не вижу прошлых существований, да и не понимаю до конца, что именно перерождается.
— Пустота, — улыбнулся монах. — Пустота, забывшая, что ее нет. Это доктрина вашей собственной секты.
— Возможно… Но в нашей секте говорят — если вы задели кого-то локтем на улице, вы уже встречали этого человека в пятистах прошлых жизнях. Так что наша встреча, конечно, не случайна. Если вы можете обучить меня своей мудрости, я буду признателен.
— Я сделаю это, — ответил монах, — но с одним условием. Вам не разрешается передавать это знание никому. Оно не должно существовать в современном мире. Оно принадлежит иным циклам и эпохам, далеким временам — еще до прихода Будды. Возможно, оно вновь будет открыто в будущем. Но в наше время это умение не должно проявляться никак.
— Согласен, — ответил я.
— Тогда слушайте…
Объяснение было необычным. Монах часто замолкал, подыскивая слова. Я задавал вопросы, он отвечал — и постепенно в моем уме забрезжило понимание того, что такое эта «корова с теленком».
Это было не что иное, как путешествие между мирами. Даже, наверное, между разными измерениями. Речь шла не о перерождении в следующей жизни, а о прямом переносе сознания в другое существование.
Мне трудно было поверить в такую возможность.
— Но я не знаю о другом мире ничего, — сказал я. — Я что, буду учиться говорить на другом языке, жить в чужом теле, существовать в другой среде и так далее?
— Вам не придется ничему учиться, — ответил монах. — Когда вы проснетесь там, это будете вы сами. Вы и никто другой. Но ваша здешняя жизнь покажется вам сном. Надо испытать это, чтобы понять.
— Я проснусь? В каком смысле?
— Не в том, в каком пробудился Будда. Вы просто перенесетесь из одного сна в другой.
— Буду ли я помнить свой прошлый сон? В смысле, жизнь в этом теле?
— Да, несомненно. Во всяком случае, некоторое время после трансмиграции. Но вам не придется учиться жить в новом мире, потому что вы окажетесь его частью. У вас будут глубокие корни в нем и свое законное прочное место… Вы вернетесь домой.
— Каким образом такое возможно?
— Я затрудняюсь истолковать это научно, — сказал монах. — Но могу попробовать объяснить в ваших собственных образах.
— Попробуйте.