А потом мы встретили их. Компанию ебаных сбежавших психов, от присутствия которых ноги у меня стали ватными, а в ушах завыло. Хотя я не боялся их, я имею ввиду, среди всех этих взрывов и трупов было бы сложно бояться еще больше. Но эти мутанты выглядели так, как, наверное, и должны были выглядеть люди, над которыми восемь лет ставили опыты.
— Это же Эндрю, — сказал один из них, руки у него полыхали огнем. – Эндрю, ты пришел, я чувствовал тебя.
— Ага, блядь, на мне и пришел, — сказал я, и все посмотрели на меня, как на пустое место.
А Энди вдруг перестал хрипеть и извиваться, обмякнув на моем плече. Я поставил его на землю и придержал, чтоб он не упал.
— Я раскалывал стены, — прошептал Энди, — как это получилось, я раньше не мог.
— Они называли это резонансом, но не смогли справиться с ним и все подохли, — сказала посверкивающая электричеством женщина.
— Мы все впали друг с другом в резонанс, и теперь никто не справится с нами! — воскликнул еще один мутант.
— Бежим отсюда, Энди, — я справился с собой и ломанулся к выходу, таща Энди за руку, и толпа психов повалила за нами.
Не буду рассказывать, как мы искали машины, чтобы свалить из долбанного леса. Как девчонка-мутант, заливаясь дебильным хохотом, летела над нашими джипами, ни в какую не соглашаясь залезть в кабину. Но она нам пригодилась, раньше всех заметив военный вертолет, пиздующий явно по наши души.
Этот вертолет взорвался, успев сделать лишь один выстрел. И ебучий осколок от этого выстрела попал точно мне в бок.
Наша машина съехала с дороги, а Энди вытащил меня из-за руля.
— Грей, Грей, только не подыхай, Грей, — говорил он, зачем-то стягивая с меня штаны.
— Больно сволочь, не трогай, — ругался я, и мой голос звучал так слабо и неслышно. — Что ты делаешь…
— Мы сейчас, сейчас займемся сексом, и ты выздоровеешь, — сказал Энди.
— У меня не встанет, — беззвучно засмеялся я, не знаю уж почему мне стало так смешно.
— Зато у меня встанет, Грей, — сказал Энди и засадил мне с размаху, чертов извращенец.
На фоне развороченного бока потеря моей анальной целки прошла незаметно и безболезненно.
— Меня зовут Грег, — прошептал я, лицо Энди расплывалось перед моими глазами.
— Грей, — упрямо повторил он.
А потом боль начала проходить, и доебывал он меня уже почти здорового, если не считать того, что все мое тело горело и плавилось, как на адской сковородке.
— Энди, — сказал я, когда он кончил, и прижал его к себе, худого и вздрагивающего.
Это было настоящим чудом, то, что произошло со мной, тем самым чудом, после которого нормальные мужики становятся всякими там пророками Мухаммадами и Мессиями.
В тот момент мне казалось, что я родился заново, и мир, живой и дышащий, никогда не будет прежним, и центром и светом, озаряющим его, был Энди. Я не знал, как и чем это объяснить, может тем, что я двинулся после возвращения с того света.
— Эти психи нас бросили? — с надеждой спросил я, залезая обратно в развороченную машину.
Энди промолчал.
Психи нас ждали за поворотом.
— Хорошо, что не бросили, — сказал Энди, — без них я чувствую себя таким беззащитным.
***
Психи не хотели предавать свою историю гласности, они хотели вечно бежать и прятаться.
— Будете сходить там с ума и вынашивать планы мирового господства? — спросил я, заводясь. Ведь они могли утянуть с собой моего Энди. — Всегда в бегах и нелегально?
— Я умею подделывать документы, — сказала вдруг электрическая девочка.
“Дура”, подумал я.
— Мы уже один раз попробовали выйти на свет, и что случилось? — сказал огненный.
— И куда же вы пойдете? — спросил я.
Они пожали плечами, для них явно самое важное было не куда и где, а вместе.
Мы расстались с ними в том оставшемся для меня безымянным городке, спящем где-то посреди штата Айдахо. Мутанты ушли в свою другую жизнь, как будто растворились среди страниц моих любимых комиксов.
“Они еще вернутся”, сказал Энди, и мне тоже хочется верить, что они живы и здравствуют, летают и пускают файерболы где-то в жопе своего безумного мира.
А Энди остался со мной, несмотря на то, что без других мутантов он был совсем беззащитен. На товарном поезде мы добрались до Нью-Йорка и сняли комнату в дешевом мотеле — на те самые двести долларов сенатора Торнтона.
— Обратимся к журналистам, Энди, — сказал я.
— Ты думаешь, это поможет, — его губы нервно вздрогнули, и я провел по ним пальцем.
— Конечно, поможет. Я верю в демократию и свободу, они обязательно победят. Это же Америка, — сказал я, и Энди рассмеялся, закрывая лицо ладонями.
— И преступники будут наказаны, а правительство больше не будет скрывать? — спросил он, все еще всхлипывая от смеха.
— Конечно, — сказал я, прижимая его к себе и тиская за задницу.
А на следующий день мы нашли спеца, который восстановил видеозапись с украденного мною чипа. И там оказался последний пациент Энди, тот самый, что вырвал ему ногти.
— Какой скандал, — сказала моя подружка журналистка, услышав эту историю и увидев запись. — Это же губернатор Шафнер. Это будет позорище почище Уотергейта и Абу-Грейба.