Хадж во имя дьявола

«С волками жить — по-волчьи выть, — рассказывал он, сидя со мной в бане. — Ежели не будешь идти с ними в ногу, то собьют и растопчут… Молодой, денег много, а куда их деть? Тебя научат: «Пей, и дьявол тебя доведет до конца». Потом я стал им не нужен, но без выпивки уже жить не мог».

Я дважды одевал его с ног до головы, и он дважды исчезал и являлся рваным и грязным, пропив все.

Когда он проходил мимо гастрономов и магазинов с вином, в глазах у него появлялся дикий фосфоресцирующий блеск.

В последний раз он пожал плечами и глухо проговорил: «Сделай доброе дело, сдай меня в больницу». Тогда эти наркологические больницы только организовывались, и там занимались не выполнением плана руками больных людей, а лечением. Что с ним стало потом, я не знаю.

…А этот бармен, он все время у вина. Но он расчетлив, он знает, что к чему. «Свой, не свой, на дороге не стой». Предложи я ему влезть, допустим, в сберкассу, он подумает, что я сошел с ума и сдаст меня своим приятелям из ОБХСС, которые трутся тут же, в ресторане. Сдаст не потому что он все же честный, а для того, чтобы и на этом подработать и прослыть полезным. Он опасен не только тем, что ворует, а самим своим существованием, своей «Волгой», дачей, пыжиком. Он вызывает зависть, ему стараются подражать, а это уже несчастье…

Вдруг всем стало интересно торговать. Один молодой и весьма высокомерный хлыщ объяснил мне все это значительно проще: «Вы нас не поймете никогда…»

Вот как? Может быть, я прибыл с Оранжевой звезды или с Тау-Кита? Может быть, вынырнул из времен Василия Темного или Лжедимитрия? Ничего подобного! Я тоже тутошний, и по месту, и по времени.

Ну да, они прагматичнее нас, это так. Однажды много лет спустя после всех этих событий я строил колодцы в песках Кара-Кума. Это были самые глубокие на планете колодцы — Эйфелевы башни, обращенные внутрь Земли. Был у меня бригадник, а у него — сын Чоли. И вот он приехал к нам на колодец, у него был праздник, он получил аттестат зрелости. Мы сделали большой плов, а потом, после чая, разлеглись на кошмах, и я спросил у него:

— Ну, и что хочешь дальше делать?

— Пусть учится, — строго проговорил отец, очень умный от природы мужик и честный, упорный работник.

— Летчиком хочешь быть?

— Йок, — испуганно замотал головой Чоли, — высоко. Потом, если упадешь, совсем умирать будешь.

— Ясно, — усмехнулся я. — Ну а если доктором?

— Йок, — повторил Чоли, — больно, кишки-мишки. Не надо. Я перечислил еще десяток профессий, но Чоли неизменно говорил: «Йок».

— Ну ладно. А что хочешь? — спросил я.

Глаза у Чоли блеснули сладким вишневым вареньем.

— Хочу на конторе с галстуком сидеть.

Я опешил…

— Э-э-э, кара келе, темная твоя башка, — буркнул отец, — что с ним говорить. Что велю, то и делать будет.

Но это говорил Чоли, сын каракумских песков, которого и учили только для галочки.

На вопрос, сколько элементов в таблице Менделеева, Чоли ответил: «Он алты», то есть шестнадцать. В Советском Союзе тридцать республик, Брежнев — ула-хан-падишах — великий царь… Но Чоли в своей простоте высказал вслух и напрямик то, что замаскировано и зашлифовано здесь, у нас, жителей больших городов. Чоли это Чоли.

А мой самодовольный собеседник продолжал:

— Заканчиваю кулинарный факультет, кандидат партии. К концу курса буду членом. Буду завпроизводством, как минимум. Деньги делать научился. Еда, официантки, буфетчицы — все рядом. Тепло, светло и мухи не кусают. Что я, чокнутый, чтоб сталь варить или в небо лезть на самолете? И денег там меньше…

— Ну и ладно, — продолжил я разговор с тем хлыщом, — деньги делаешь, с официантками спишь, кооператив купил, автомобиль тоже, дачу, баню финскую отгрохал, ну а потом?

Хлыщ засмеялся:

— С бабками везде хорошо. «Деньги, — сказал Теодор Драйзер, — хороши тем, что они дают своему владельцу полную свободу действий». Что захотел, то и взял. Остальное… это все предрассудки.

Надо заметить, что он был весьма неглуп по-своему. Но сколько я их знаю, этих самых, с бабками и с потухшими глазами, ибо в душе пусто, как у антихриста, — идея денег для того, чтобы делать деньги, и еще деньги, и еще, хороша там, где это привычно, где этому соответствует среда. И эти бизнесмены, по-своему, творцы. Но там, где они живут, наши дельцы, а по сути — просто воры и мошенники, вылетели бы в трубу.

Способностей никаких, ибо ставка только на обсчет, обвес, дефицит и темноту. Калиф гуляет, но калиф-то он на час. С калифом можно и не считаться, он ведь все равно ни в чем не смыслит.