Хадж во имя дьявола

— Есть такой маленький сказка. У одного человека с самого детства был болезнь. Когда ему исполнился пятьдесят лет, его от болезни вылечили, и он, пока не умер, жил еще двадцать пять лет. Но все двадцать пять лет тосковал по своей болезни. Так и немцы для нас. Мы к ним привыкли, хотя они на нас всегда смотрели, как хозяин на свою лошадь. А вы… вы признаете только сами себя. А нас и наш культур вы не признаете, хотя, например, трудиться мы можем так, что вам у нас можно и поучиться.

— Возможно, — согласился я. — Вы действительно рачительные хозяева. Но не могу согласиться с тем, что мы не знаем и не хотим знать вашу культуру.

— Ну, конечно, профессор русский, он знает, — усмехнулся Феликс.

— Разве я похож на профессора? — серьезно спросил я и начал на память читать Каловипоэг.

Феликс поставил на стол рюмку, и его лицо стало очень серьезным и даже грустным. Когда я кончил, он хлопнул ладонью по столу:

— Бог все знает и все видит. В моем доме, за моим столом сидит русский, который на память читает наш эстонский эпос.

Я усмехнулся:

— А Андрей Упит, Эдуард Вильде, разве это не эстонские писатели? А эти — разве не эстонские поэты?

— О, я должен брать свой слов назад. Очень жаль, что вы не говорите по-эстонски и не нашей веры.

— Что касается языка, дорогой хозяин, я с удовольствием получу у вас уроки. А вот что касается веры, тут я не могу с вами согласиться. Разве может быть Бог русский, эстонский, немецкий или, допустим, английский? Неужели Бог понимает только один язык?

— Так вы — богослов, гость мой? В общем, все это так, но вот частности разные. Русские, все же русские, а мы эстонцы, маленький народ, у нас свои обычаи, нравы, характеры. Вот, например, это, — он ткнул пальцем в графин с водкой. — Мы тоже любим выпить, и еще как. Но вы обойдите Таллинн, найдите эстонца, который, как свинья, лежит на дороге или лезет на драка.

— Ну что ж, наверно, это правильно, — согласился я. — Но разве это причина для ненависти?

Он замолчал, а потом сказал:

— Вы останетесь у меня.

Игорь поднялся:

— Я, пожалуй, поеду.

Хозяин мой, как оказалось, был моим земляком по Колыме. Сидел он за активное содействие немцам. «Мы к ним привыкли, они — как неизбежное зло». Ночью к хозяину кто-то приезжал, о чем-то совещался и уезжал, А в облике хозяина сквозь весьма окультуренную внешность европейца прорезалась какая-то математическая, если так можно выразиться, жесткость. Мой хозяин делал только то, что приносило ему конкретную пользу.

Когда я бросил на стол один из оставшихся у меня пашиных червонцев, его лицо изменилось, как по волшебству. Он держал монету в руках, нежно ласкал ее пальцами. Это была настоящая любовь. Когда я подарил ему эту монету, он так изумился, как если бы я подарил ему свою жену, дочь, сестру или, скажем, свой глаз.

— Кем ты был в лагере на Колыме? — спросил я.

Он желчно усмехнулся:

— Нарядчиком.

— Вот как? Даже нарядчиком, — удивился я.

— А что ж тут особенного? Этим, из ГУЛага, надо было то же самое, что и немцам. А чем занимался у немцев? То есть держать всех в страхе божьем, — и он сжал руки в огромные узловатые кулаки. — А этому нас научили бароны: заставлять работать, молчать, не рассуждать. Какая разница: немецкий концлагерь или ваш ИТЛ? Хозяевам нужна работа и дисциплина.

— Ну и что? — переспросил я. Он развел руками:

— Говорят, если хорошо бить, можно научить корову танцевать, кошку — зажигать спички, а воробья — ходить шагом. Вот так, дорогой мой гость, сам знаешь, что к чему.

Он ушел, а я не мог заснуть, смотрел сквозь окно в звездное небо. Астрологи говорят, что движение звезд на небе как-то таинственно влияет на судьбы людей. Не знаю… Звезды очень далеки. Это огромный и огненный мир. Человек же, по сравнению с ними, мал и ничтожен. Звезды еще таинственны потому, что они далеки и недоступны, а человек… Он рядом, но он еще более недоступен и таинствен, чем эти звезды. Там все подчинено жестким и непоколебимым математическим законам. Если происходит что-то непонятное, это не означает, что нарушен закон, это говорит лишь о том, что человек еще недостаточно хорошо знает, а вот мир самого человека и его поступки…

Однажды (говорят, это было в море) людей одолели крысы. Они пожирали все, готовя людям голодную смерть. Не помогали никакие средства. Крысы приспосабливались к ядам и обходили капканы. И тогда один из членов команды придумал свой способ. Он поймал десяток крыс и посадил их в бочку. Он давал им пить, но не давал есть. И тогда крысы начали пожирать друг друга. Вскорости в бочке осталась одна крыса, самая сильная, пожравшая всех других. И тогда человек выпустил ее из бочки. Не прошло и полчаса, как крысиные полчища, охваченные паникой и, наверное, ужасом, начали покидать корабль. Они плыли по волнам и тонули. К концу дня на корабле не осталось ни одной, а ту последнюю крысу-крысоеда человек убил палкой и выкинул в море. Все были спасены.