Хаджи

За мужчинами и женщинами были пожизненно закреплены роли, которых невозможно было ни избежать, ни изменить. Мой отец объяснял, что только принимая все это вслепую человек может рассчитывать прожить эту жизнь, не сойдя с ума. И все же многие сходили с ума.

Стоило зайти в Табе в любой дом, в кафе или около печей, чтобы убедиться, что никто не получал удовольствия от своего тяжелого труда. Работу считали худшим в мире проклятьем. Моему отцу работать не было нужды, в арабской жизни он достиг высшего положения. Выживание было поводом, чтобы работать, но не было повода улучшать дом или землю, потому что лишь немногие владели ими; большинство же было лишь привязано к ним.

Хотя у женщин была своя тайная субкультура, они были обречены прожить от рождения до смерти без позволения удовольствия. При общественных событиях их всегда отделяли от мужчин. На свадьбах им нельзя было петь и танцевать, кроме как в сторонке, в собственном обществе. Они никуда не могли поехать без сопровождения мужчины — члена семьи, следившего за семейной честью. Некоторые мужчины из деревни один или два раза в год ездили в кино в Лидде, но женщинам это запрещалось.

Мужчины могли собираться в кафе, на празднования дня рождения святого, на свадьбах или похоронах. В таких случаях они давали выход своим огорчениям и разочарованиям. Женщины же могли встретиться только за работой. Почти каждый день происходили драки между женщинами у колодца или возле печей. Язык у них был зачастую еще злее, чем у мужчин.

Времена года у нас особенные: одни влажные, другие сухие. В марте дожди прекращались и наступало время готовить почву, высаживать новую лозу и деревья. Избавление от зимней сырости — большая работа. Ни один из наших домов, даже каменных, не был ни достаточно теплым, ни достаточно сухим. Многие дети еще в грудном возрасте умирали от простуды. После сезона дождей все домашнее добро, циновки, одежда, коврики из козьих шкур, одеяла были в плесени. Пока дом приводили в порядок, их раскладывали на крыше для просушки.

Сажали садовые участки, стригли овец. Многие старухи все еще пряли шерсть ручным веретеном. Отсыревшую шерсть выбрасывали из одеял и заменяли новой.

В середине лета собирали жатву. Когда поступал урожай зерна, в Табе воцарялось настроение срочности. Каждый прикладывал руку к работе, кроме моего отца и некоторых старейшин: боялись, как бы из-за дождя не сгнило зерно. Мы лихорадочно сортировали зерно, сушили его на крышах и относили на ток, работая днем и ночью.

Зимние запасы зерна, чечевицы, бобов сортировали на козьих шкурах и хранили в больших глиняных ларях, пристроенных к дому. Ренту платили половиной урожая, а что оставалось от собственного потребления, продавали.

Портящиеся продукты — баклажаны, помидоры, инжир сушили на солнце, чтобы сохранить на зиму.

К сентябрю мы завершали последний сбор урожая — общественный сбор винограда. Многое продавали бенедиктинскому монастырю в Латруне, в нескольких милях вверх по дороге. Безумные монахи делали знаменитое вино. Никому из них, кроме главного, не позволялось разговаривать.

Остальной виноград мужчины давили. Для женщин эта работа считалась слишком нескромной, ведь они должны были бы обнажать свои ноги выше колен. Виноградный сок кипятили на открытом огне. Одновременно резали овец, нагулявших жир на листьях шелковицы, и вываривали мясо, вытапливая жир. Запахи винограда и бараньего жира разносились по Аялонской долине, и дым низко висел в безветренные осенние дни.

Беднейшие перегоняли на зиму козьи стада в Баб-эль-Вад. Частенько жены и дети отправлялись вместе с мужчинами и жили в пещерах. Они платили пещерный налог и плату за пастбище, собирая и раскладывая по мешкам козий помет.

Все мы жадно ждали дождей, женщины пользовались случаем, чтобы чинить одежду, шить и вышивать свои нарядные платья. У женщин Табы был свой особенный геометрический узор вышивки черного платья. Мужчины чинили инструменты и упряжь, но в основном сидели вокруг кафе, слушая радио и повторяя рассказы о великом мужестве в бою или еще большей доблести в постели. Повторение рассказов и стихов, повторение в облике домов, повторение музыки по радио, повторение во всем составляло нашу жизнь.

В обстановке расслабления в сезон дождей делали детей, заключали брачные договоры, и следующие за этим свадьбы помогали скрасить скуку. В такое время года мой отец взял вторую жену.

Я помню это, потому что с наступлением сезона дождей приезжали армяне, чтобы делать фотографии, и резник приходил и делал обрезание всем родившимся в этом году мальчикам. Все они выстраивались в одной из комнат хана на руках у своих матерей. Вскоре уже каждый кричал от боли и кровоточил. Отцы поздравляли друг друга, а матери успокаивали боль бараньим жиром и ласками.

Не могу закончить мои воспоминания о Табе, не написав немного об исламе, Коране, Сунне и джиннах.

Ислам означает «покорность Божьей воле».

Мусульманин — это «тот, кто покорен».