Хаджибей: роман-трилогия

Когда Одарка уже перестала ожидать, корабли, наконец, пришли. Было это погожим летом 1794 года. В Хаджибейском заливе появилось не два, не три, а сразу семь громоздких трехмачтовых парусников, принадлежащих греческим купцам. На мачтах их реяли турецкие флаги. Хаджибейская гавань только начинала строиться. Успели навалить лишь каменные насыпи, забить первые сваи — не везде еще их покрыли дощатым настилом. Вот к таким-то ненадежным причалам и пришвартовались первые заморские суда.

Команды кораблей, состоящие больше из смуглолицых горластых греков и пестро одетых чернокожих алжирских негров, начали выгружать из трюмов на шаткие, гнущиеся под ногами доски товары — тюки с сушеными фруктами и бочки вина. Разгрузка судов сначала шла медленно. Но вдруг у матросов неожиданно появились помощники. Неизвестно откуда взялись одетые в лохмотья, нечесаные, обросшие клочковатыми бородами люди. Они, не рядясь со шкиперами о том, как вознаградят их за труды, ловко взваливали тяжелые тюки на плечи, катили бочки, опережая в работе матросов.

Появление в гавани такого количества обнищалого люда удивило портовых чиновников[67]. Они и не предполагали, что в Хаджибее скопилось так много непрописанных беглых.

Приход кораблей сразу внес оживление в городок. На улицах зазвучала разноязычная речь. Иноземные моряки в красных фесках, широкополых шляпах и чалмах заполнили кофейни и лавки купцов. Началась меновая торговля между иностранцами и местными жителями. Сразу в Хаджибее запахло апельсинами, пряностями. На женщинах появились платья, сшитые из ярких турецких тканей.

Греческие купцы дивились тому, что молодые женщины ходили свободно, без провожатых. Они по привычке оценивали их достоинства, потому что в городах Малой Азии все еще процветала торговля невольницами, которой не брезговали заниматься некоторые из них.

Но в основном прибывших на кораблях негоциантов интересовало здесь одно — хлеб. Каждый греческий купец мечтал обменять свои товары на доброе пшеничное зерно и до верха наполнить им трюмы своего корабля, чтобы затем продать его в портах Малой Азии втридорога. Турция, Греция, весь Ближний Восток остро нуждались в хлебе.

Однако прибывшие в Хаджибей купцы на этот раз едва не потерпели неудачу. 1794 год выдался неурожайным — засуха охватила все Причерноморье. Правительство, опасаясь голода, запретило вывозить за границу хлеб. Лука Спиридонович и другие хаджибейские купцы от досады скрежетали зубами. Их попытка завязать выгодную торговлю с иностранцами на сей раз не удалась. Огорчение усилилось оттого, что крупнейший помещик граф Потоцкий, воспользовавшись запретом торговать хлебом, совершил выгодную сделку. Чумаки из его польских имений доставили в Хаджибей караван пшеницы. Он добился разрешения отправить польскую пшеницу за море и продал ее грекам по повышенной цене.

Корабли уплыли из Хаджибея не пустые. Они повезли в своих трюмах доброе зерно.

После ухода судов Хаджибей взбудоражили новые события. Сюда со всех концов империи стало съезжаться — и морем на украшенных флагами галерах, и в каретах — сановное начальство для торжеств по случаю основания нового града.

Из Херсона прибыл сам командующий гребной флотилией градостроитель вице-адмирал де Рибас, а с ним важные особы от военной коллегии и адмиралтейства. Приехали и чиновники от Екатеринославского и Таврического генерал-губернатора графа Платона Зубова, всесильного фаворита, и посланцы Екатеринославского губернатора Хорвата.

Но новому градоначальнику де Рибасу присутствие на торжестве этих лиц показалось недостаточным. Он решил, что для вящей помпезности нужна колоритная фигура духовного звания, и пригласил в Хаджибей митрополита Гавриила, друга покойного Потемкина.

Кондрат и Селим, привезшие на хаджибейский базар зерно из Тилигула, были удивлены скоплением титулованной чиновной знати. Кривыми, горбатыми улочками бывшего татарского форштадта к морю нельзя было ни пройти, ни проехать — так они были запружены каретами да бричками.

— Ого, сколько вельможных скопилось здесь! Такое мне лишь в Яссах при светлейшем довелось бачить, — сказал Кондрат Селиму, когда они проезжали на базарную площадь мимо форштадта.

— Как у хана на встрече паши… Зачем их столько? — спросил Селим. Его тоже разбирало любопытство.

На базаре они узнали, что завтра состоится праздник великий по случаю основания нового града.

Кондрат с Селимом чуть было не продешевили свой товар. На рынке хлеб ныне — засуха виновата — поднялся в цене. Они этого не знали. На Лебяжьей урожай был богатый — не подвела плодородная болотная низина.

Скупщики хаджибейских богатеев, как воронье, налетели на пшеницу Кондрата. Он уже хотел было и по рукам ударить с одним краснобаем и продать зерно по дешевке, но сзади его кто-то крепко, словно железом, пропечатал меж лопаток. Такую тяжелую руку имел только один знакомый ему человек — Чухрай. Кондрат, даже не оборачиваясь, мог узнать его по этому удару.