Хаджибей: роман-трилогия

Отступив, турки снова набросились на русских, но тут на бастионе показались зеленые мундиры херсонских гренадеров. Рота Зюзина, поднявшаяся на крепостной вал, с ходу атаковала янычар. Крики «ура!», «алла!» смешались с лязгом стали. Зюзин на миг опередил первую шеренгу гренадер и бесстрашно бросился на скопление разъяренных турок. Ему удалось ловко уклониться от кривого клинка и ударить шпагой в грудь ближайшего янычара. Василий взмахнул тонким клинком, готовясь нанести новый удар, но его опередил Иван Громов. Гигант-ефрейтор вонзил штык в янычара и, довольно бесцеремонно оттеснив плечом своего офицера, пошел с гренадерами впереди него на неприятеля. Схватка началась с новой силой. Звон металла, хруст ломающихся клинков и штыков, вопли раненых, хрип умирающих заглушались грохотом выстрелов, гулом турецких литавр, барабанной дробью.

Херсонцы медленно теснили турок, но янычар было слишком много. Чувствуя свое численное превосходство, они дерзко бросались на русских солдат, стремясь разорвать, смять их ряды.

Кутузов зорко наблюдал за битвой. Гул турецких литавр становился все сильнее. Отряды турок все прибывали, подходили новые и новые подкрепления, свежие части, еще не утомленные сражением.

Генерал-майору показалось на миг, что турецкие полчища рано или поздно опрокинут, как бы растворят в себе его поредевшие батальоны. И тогда — катастрофа. Ведь херсонцы у него — последний резерв. И Кутузов приказал послать ординарца к Суворову за подкреплением.

Но в этот миг, расталкивая окружавших его офицеров, перед ним появился молодой, задыхающийся от быстрого подъема на крепостную стену адъютант. Приветствуя генерал-майора, он отчеканил:

— Его сиятельство генерал-аншеф Суворов назначает вас, ваше превосходительство, комендантом Измаила!

Кутузов удивленно взглянул на посланца. Он понял, что, назначая его комендантом еще не взятой вражеской крепости в самый трудный момент штурма, Суворов как бы подчеркивает свою полную уверенность в победе, веру в то, что русские чудо-богатыри без всякой помощи справятся с противником.

Кутузов вспомнил суворовскую поговорку: «Русский солдат десятерых противников стоит!» Он сейчас как-то по-новому взглянул на сражавшихся рядом воинов — Травушкина, Громова, Зюзина. Хмурые, сосредоточенные, черные от порохового дыма, лица их выражали мужество и решимость.

Лица турок были иными — на них читалось отчаяние и страх. Да и движения янычар были какими-то судорожными, суетливыми. Кутузову вдруг раскрылась вся глубина суворовского расчета, предусмотревшего моральное воздействие нападающих на противника. Круговой штурм крепости заставлял турок думать, что русские в любую минуту могут прорваться в крепость с тыла.

— Да, Суворов прав!

Кутузов поблагодарил адъютанта и, взмахнув палашом, крикнул гренадерам:

— Вперед за Россию, братцы!

— На штык! На штык супостата! Ур-ра! — дружно отозвались гренадеры, на миг заглушив грохот турецких литавр, и ринулись вперед за своим генералом.

Огонь

Херсонцы, словно гигантский зеленый таран, правильной колонной врезались в толпу турок. Сначала казалось, что толпа эта поглотит русских солдат. Первая шеренга гренадер, встретившая наиболее отчаянный натиск противника, была почти вырублена, но херсонцы продолжали рваться вперед. Глухой лязг сабель о штыки прерывался одиночными выстрелами. Несколько турецких стрелков с ближнего расстояния стреляли в Кутузова из пистолетов, но они не попадали в него или от волнения, или потому, что солдаты успевали заслонить собою любимого полководца.

Продвигаясь, херсонцы разрезали на две половины толпу янычар и ударили по флангам противника. Враг дрогнул и сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее начал сползать с крутизны бастиона внутрь крепости.

Херсонцы и егеря на плечах отступающего противника ворвались в Измаил. Здесь, на узких и кривых улицах, уже свирепствовало пламя пожаров — горели зажженные бомбами кварталы. Янычары продолжали отчаянно сопротивляться. Гренадерам Зюзина пришлось с боем брать дом за домом. Солдат встречали пули засевших на крышах зданий янычар.

К полудню черные от копоти и дыма херсонцы прорвались, наконец, к мечети. Тут уже сражались черноморские казаки, гусары и пехотинцы из разных штурмовых колонн. Плотным кольцом окружили они янычар и татарских наездников последнего крымского хана Каплан-Гирея, еще недавно победившего австрийцев под Журжей.

Седобородый хан вместе с пятью рослыми джигитами — своими сыновьями и их телохранителями — свирепо рубился с черноморскими казаками, вооруженными только короткими пиками. Сабля Каплан-Гирея метко наносила удары. Несколько зарубленных казаков лежало у его ног.

— Ох и злобен пес! — вымолвил Иван Громов и двинулся на Гирея. Увлеченные им в атаку херсонцы штыками расчистили путь ефрейтору.

— Бери в полон! — крикнул Зюзин своим гренадерам и бросился на хана, стараясь выбить у него саблю. Но тот успел выхватить пистолет и выстрелить в наседавшего на него Громова.