Хафиз и пленница султана

Он позвал подручных, которые, явившись на зов, повалили Али на пол и зажали его ноги в тиски. Один из них схватил палку и принялся бить Али по голым ступням. Али завопил, что было сил, и тут же лишился чувств, но, теряя сознание, успел услышать чей-то начальственный голос: «Прекратить!»

Очнулся он оттого, что ему на голову лили холодную воду. Приходя в себя, он как сквозь вату услышал короткий разговор подручных.

– С виду крепок, а так слабый, только бить начали, а уже обморок.

– Ну не скажи, – возражал второй, – Это наш брат привычен к битью, а люди ученые они хлипкие, но упертые, помрет, а не сознается, дух силен, а тело нет.

– Хватит болтать, – оборвал их дознаватель. – Берите его под руки, волоките в камеру. Приказано его в Тебриз отправить. Вазир Шараф ал-Мулк желает сам с ним беседовать.

И уже обращаясь непосредственно к Али:

– Повезло тебе, умник, а то бы ты у меня живо заговорил.

На следующий день, Али отправили в Табриз с караваном, в сопровождении конвоира и полицейского чиновника. Вместе с рабами, которых купивший их работорговец перевозил для продажи. Несмотря на то, что экзекуция была прервана, тот десяток ударов, который обрушился на его ноги, сделал свое черное дело. Ступни распухли и кровоточили. Палачи, видно хорошо знали свое дело. Каждый шаг причинял ему боль. Али был единственным, кто шел пешком. Даже рабы, их было около десятка, ехали в телегах. Так как купец берег свое имущество, ему надо было, чтобы они в Табризе, на невольничьем рынке, выглядели здоровыми и полными сил, а человек, пройдя 10–12 фарсангов, не может быть продан дорого. До здоровья Али никому не было дела, но он даже желал себе боли, радовался ей, так как она уменьшала боль душевную. Он не мог спокойно думать о больной Йасмин, ожидающей его возвращения. Эта отправка в Табриз была подарком небес, первым шагом к его свободе. Руки его были скованы, ноги от цепей освободили, чтобы он мог идти. Рабы ехали на двух телегах и издевались над ним. Среди них были кипчаки, карлуки и уйгуры. Это больше всего удивляло Али, ему почему-то казалось, что именно у них он найдет сочувствие. Лишь один, казалось, смотрел на него с состраданием. Это был саклаб[112], русоволосый юноша атлетического телосложения. Когда Али, выбиваясь из сил, готов был упасть, он соскочил с телеги, поддержал его, а потом и вовсе подсадил его на свое место в телеге, а сам пошел пешком. Сбир, увидев это, закричал и согнал Али на землю. Передышка, пусть даже краткая, пошла на пользу. У Али словно открылось новое дыхание. Саклабу же сбир не позволил сесть в телегу, заставил идти рядом в наказание за доброту. Правда, ненадолго. Хозяин раба вступил в перепалку с полицейским и послал его подальше, посоветовав командовать у себя в тюрьме. Брань вскоре утихла. Саклаб примостился на телеге, ободряюще кивнув, Али. Тот благодарно улыбнулся в ответ.

К вечеру остановились в караван-сарае. Только оказавшись на его территории, Али понял, что это то самое заведение, откуда они бежали с Йасмин. Его охватило волнение, он понял, что, повторив заново путь, он сможет выйти к становищу туркмена, где осталась Йасмин. Дело было за малым – освободиться от цепей. Али стал думать над этой задачей. Тем временем караван располагался на отдых. Вновь прибывшие, разошлись по свободным комнатам, более экономные отправились на крышу. Рабы, сев в кружок, ели хлеб с сыром, который распорядился принести их хозяин.

Одну руку Али освободили от цепи, но лишь для того, чтобы замкнуть на колесе телеги. После этого сбир отправился отдыхать.

– А если телега покатится? – спросил Али. – Мне же руку оторвет.

– Ну, ты следи, чтобы она не покатилась, – ухмыльнулся сбир, собираясь уходить.

– Эй, – окликнул его Али. – А кормить ты меня не собираешься?

– Я бы накормил, – сказал сбир, – Но вот незадача, не успел на тебя довольствие получить, командировочные не дали. Ну, ничего, народ у нас добрый, с голоду умереть не дадут, накормит кто-нибудь. Вон дружок твой саклаб.

С этими словами он, ухмыляясь, ушел. Со стороны рабов посыпались усмешки. Их немало забавляло то, что азербайджанец находится в худшем положении, чем они. Али, не обращая на них внимания, забрался на телегу. Правда, длина цепи не позволила ему разместиться с удобством. Но он с наслаждением вытянул ноги и закрыл глаза. И стал думать о том, как освободиться от цепи и убежать. Потом призывал силы небесные на помощь. В конце концов, пригрозил, что если ему не помогут, он не будет отвечать за последствия, а возможно, даже перейдет в зороастризм. Тем более, что идея противостояния добра и зла всегда была ему близка. Эта угроза возымела действия. Во всяком случае, он услышал голос саклаба, который, говоря на ломаном азербайджанском, предложил ему кусок хлеба с сыром.

Видимо, наверху, для начала его решили накормить, чтобы умерить его гнев.

Али поблагодарил и отказался.

– Ты не хочешь есть? – спросил раб.

– Хочу, но не хлеб с сыром, что-нибудь посущественнее. Сыр соленый?

– Да.

– Тем более. Потом пить захочется.