Я снова кивнула. Он прихлопнул ладонью по колену от избытка чувств, взглянул на так и не зажженную сигарету и, немного поколебавшись, сунул ее обратно, в хлам. Похоже, мужичок относил немоту к разряду смертельного увечья, перед лицом которого даже курение запрещено.
– Ну так и что ж, что немая? – произнес он рассудительно. – Немые тоже люди. С немыми тоже разговаривать надо. Верно я говорю?
– Умм, – подтвердила я.
– Ну вот! – обрадовался мой собеседник. – Если хочешь знать, для меня это и вовсе не проблема. Для кого другого, может, и да, а для меня… Я по большей части только так и разговариваю. С женой то есть. Я говорю, а она молчит. Ага…
«Хорошо, когда от тебя не требуется ответа, – подумала я. – Так легко и спокойно…» Меня стало клонить в сон.
– Покемарь, покемарь, – послышалось сбоку. – Я привыкший. Всё как с женой. Я говорю, она дремлет. Мы с ней так уже… сколько?.. восемь лет с хвостиком. Ага… Она ведь у меня в больнице. Я ведь в больницу еду. А тебе в городе куда? В центр? Больница-то в центре. А я в больницу. Но если тебе куда-то… в смысле, если крюк небольшой, то могу и подбросить. Если небольшой.
Он вздохнул и замолчал.
«Отчего бы и не в больницу? – вдруг осенило меня. – В больнице и пересижу. Они-то меня на автовокзале искать будут или на станции. А я – раз! – и в больницу! Там всегда много посетителей, никто не обратит внимания. Наверняка и буфет есть, и стулья… Вот так идея!»
С меня даже сон слетел. Я благодарно покосилась на мужичонку. Вот только не следует терять бдительности. Вряд ли этот шофер намного лучше того злобного таксиста. Если копнуть, то все снаружисты одинаковы. А хлама-то сколько, черт ногу сломит…
– Восемь лет… – задумчиво проговорил водитель. – Много, а? Умножить на триста шестьдесят пять, это ж сколько будет. Много… И каждый день я там. Каждый день. Потому что она обижается, когда я пропускаю. Ага. Я за все это время четыре раза только и пропустил. Два раза драндулет мой ломался, и еще два… неважно. И каждый раз она обижалась. Ей ведь тоже непросто там, одной-то. Мне вот легче: домой заскакиваю, драндулет, попутчики вот вроде тебя… А ей? Сама подумай: всё лежишь и лежишь, это ж рехнуться можно. Ага. Другим кажется, что она ничего не чувствует, бревно бревном. Но я-то знаю: она всё слышит. Всё, каждое слово. И ждет меня. Ага.
Он хохотнул и на секунду повернулся ко мне, приглашая посмеяться вместе с ним.
– Глупо ведь, правда? Надо ж такое сказать – бревно! Или еще говорят – овощ. А какой она овощ? Овощ не дышит, а она дышит. А дышит – от слова душа. Значит, душа в ней жива. Это как драндулет, да? И я в драндулете. Он, допустим, сломался. Сломался и встал. И стоит, бревно бревном. Но я-то внутри живой! В кабине то есть. Живой, правда?
– Умм, – согласно промычала я.
– Ага… Я, знаешь, там часто ночую. Чтоб драндулет зря не гонять. Да и ей приятно. Муж и жена должны спать в одной комнате. Там кресло есть, стулья. Если составить, то… – он вдруг фыркнул. – Мне как-то санитарка говорит. Ты, говорит, ненормальный. Так, говорит, тоже нельзя. У человека должна быть своя жизнь. А я ей говорю… Это, говорю, и есть моя жизнь. Ага. Вот так. Это и есть.
«Нет, – подумала я. – Он совсем не похож на того таксиста. Хотя кто его знает. Может, и таксист был не так уж и плох. Они просто ужасно несчастны, все до одного. Как-то оглушительно несчастны. Но выбора-то нет. У них просто нет выбора. Если не считать Хайма».
Мужичонка прищелкнул пальцами.
– Я вот чего думаю. Это всё вопрос времени.
Драндулет чинят? Чинят. И ее драндулет, в смысле, тело, тоже починить можно. Только пока не знают как. Но ведь когда-нибудь узнают, так? Может, даже очень скоро. Может, завтра. Или послезавтра. Наука… – он уважительно покивал небритым подбородком. – Главное, что внутри она жива. Ага. Нужно подождать. Вот мы и ждем, вместе. И ты тоже жди. Ну и что ж, что немая? Внутри-то ты целая, так? Так? Вот то-то и оно…
Шоссе втянулось в улицу, пошли неказистые дома, магазины, скверы, тротуары – непримечательный облик серого, не слишком большого города, каких тысячи на этой земле. Уже совсем рассвело.
– Ну вот, – сказал мой водитель. – Сейчас парк проедем, а там и больница. Тебе-то куда потом?
Я улыбнулась и показала вперед.
– Что, тоже в больницу? – догадался он. – Вот так история! А ведь верно, ты же небось лечиться едешь. Ага. Все правильно. Повезло тебе со мной. До самого места, с ветерком!
Мы въехали на больничную стоянку. Перед тем как распрощаться, я протянула ему сотенную купюру. Боялась обидеть, и зря: судя по тому, как мужичонка обрадовался, деньги явно были для него нелишними. Уже сидя в больничном кафе, я корила себя за то, что не дала больше. Ведь ему еще долго ждать чудес от науки, а мне эти банкноты уже ни к чему. До назначенного времени оставалось чуть меньше шестнадцати часов.