Хайноре. Книга 1

На третий день хоженый берег кончился, пошли болота и непроходимые заросли, пришлось им подняться к дороге. Это был не большак — узенькая тропка, аккурат, чтоб телега с товаром проходила. Ее местные торгаши придумали, чтобы на большак не соваться, на конвой-то из охраны у мелких купчишек лишних монет не было. Тут и тятька ее ходил, когда в прибрежных деревушках спрос был хороший на шкуры да кости. В общем дорога была почти не опасная — разбойникам тут и поживиться-то нечем было, да и королевские патрули тут не сновали, вот и ходили себе туда-сюда маленькие купеческие возки. Один такой они повстречали на четвертый день. Отец с дочкой. Мужик уже седой, девчонка с виду показалась Норе старше ее — широкобедрая, грудастая, щеки красные, губы пухлые, и косы… ах косы какие, русые, с кулак толщиной. Нора сразу себя щепкой лысой почувствовала.

— Тять, глянь какие идут, — и голос у нее был звонкий, как у девочки. Она сидела в полупустой телеге и болтала босыми ногами. — Уставшие такие, давай возьмем. Эй, ребятушки, куда идете?

Северянин хмуро посмотрел на Нору, та поняла и прикрыла рот.

— До ближайшей деревни, милая девушка, — приветливо отозвался он. — Спасибо, мы уж так дойдем, зачем вам клячу мучить.

— Залезай, мужик, кляча хоть старая, но идет хорошо, — старик-возница махнул рукой. — Айна, шмотье прибери.

Повозка встала, девчонка вскочила, сгребла поклажу в один угол, а потом, хохоча, неуклюже путникам поклонилась.

— Прошу пожалуйста в карету, господа!

Северянин залез первым, а потом притянул за руку Нору. Телегу шатало, как пьяную, девка беспрестанно смеялась и ойкала, но каким-то чудом умудрялась не упасть. Когда они наконец расселись, телега тронулась.

Девка бесстыже разглядывала их во все глаза, отчего Норе совсем не по себе стало. И чего она пялится?.. Ну поношение башмаки, ну и что… и сама не царевна, вон, вообще босая…

— Ой, — пискнула девчонка, глядя на их поклажу, — это у вас что же, всамделишный палаш?!

Северянин меч свой сапогом под мешковину толкнул и улыбнулся — ну простак простаком.

— А как же, госпожа моя, я же с войны недавно вернулся, нам там не всамделишных не выдают.

— Так ты солдат! — восхищенно охнула Айна, и сразу вдруг приосанилась. — С северянами дрался?

— Именно так, именно так, с безбожниками.

Она одернула юбку своего цветастого платья, пряча голые пятки и принялась косу наглаживать, будто растрепалась та. А сама глазками сверкает, тьфу, противно!.. Нора круто отвернулась и уставилась в сторону леса.

— А что это за девушка с тобою, солдатик?

— Сестра моя.

Чего?! Сестра теперь?! Ишь ты! Жена, сестра, а завтра кем буду? Прабабкой?! Она возмущенно посмотрела на рыжего, но тот и глазом не повел.

— А чего неразговорчивая такая?

— Характер дурной у нее.

— Сам ты дурной, — фыркнула Нора.

— Вот и я о чем.

Девка рассмеялась, отец на нее шикнул, мол не докучай людям, дай отдохнуть. Так он им выкроил пару минуток тишины.

— Слышишь, девочка, — шепнула Айна. — Хочешь я тебе свои башмаки отдам? Все равно не ношу, люблю босичком бегать, пока тепло позволяет, меня так мамка с детства приучила. Хочешь отдам? За так. А то уж на твои смотреть больно…

— Не смотри, — огрызнулась Нора, за что получила от северянина локтем в бок.

— Ну не дури, а. Кто от таких щедрых подарков отказывается? Сама всю дорогу ноешь, что идти тяжко. Бери пока предлагают.

— Я что побирушка тебе? Бр-р-ратец.

Рыжий так глянул на нее, так страшно глазами сделал, что Нора было испугалась по привычке, но быстренько опомнилась. Ничего он ей при всех не сделает!

— Глядите, какая госпожа. Бери, сказано. А с доброй девушкой мы как-нибудь рассчитаемся по-свойски.

Эта дура снова захихикала, и снова отец на нее шикнул.

Так у Норы появились новые башмаки. Тоже, конечно, ношеные, но зато без дырок и подошва не протертая. Только широковаты были, но это не беда… Даже как-то настроем потеплела, уже не фыркала на нее, пока ехали и болтали. К вечеру свернули с дороги в лес, откушать, да прилечь до утра, делили харчи, у Айны с отцом хлеб был, мед и водица, северянин достал последнюю головку сыра, что им еще от Гавара осталось, пили, ели, разговоры говорили. Молчавший на дороге Айнов тятька на привале оказался чуть ли не болтливее дочки. И о том спрашивал и о сем, откуда мол путь держите, где родились, слыхали последние вести? а о том слыхали? вот такие дела!

— Ты-то друг, давай расскажи, что там на войне, ужель побили мы иродов?

Нора все глядела на северянина, все боялась, что тот ненароком сорвется, зарычит и выдаст их, но рыжий будто и вовсе позабыл кто такой. Или очень хорошо себя в узде держал.

— Да что тебе сказать, отец, — по-свойски махнул рукой рыжий, заедая хлеб сыром. — Война поутихла, до поры до времени, нас вот, раненых, — погладил себя по перевязанному боку, — домой отпустили, там же в лазаретах на всех не напасешься, а Корона и так поиздержалась, сам понимаешь.

Старик важно кивал, стряхивая крошки с бороды, а дочка его увлеченно слушала и так же увлеченно трескала мед.

— Но ничего, будет наше время, Корона велит, снова пойдем безбожие искоренять. Отец хранит.