Хайноре. Книга 1

Стражник вошел, ведя ее за собой, здесь пахло брагой, луком и дичью, и как только глаза привыкли к свету, Нора все увидела. И толпу гогочущих мужиков, и длинный деревянный стол, выставленный из двух коротких и устланный всякой снедью, и ту девицу, что плевала ей в каморке, снующую с кувшинами, и самого Вароя. Он сидел, закинув ноги на стол, без рубахи, блестел вспотевшей грудью и масленым бледным глазом, и что-то втолковывал очень уж серьезному Шмыге, когда ее стражник остановился подле них.

— Привел.

Варой поднял свой единственный глаз и кивнул.

— Вольно.

Стражник ушел, оставляя Нору с этими двумя. Она стояла и ждала, что одноглазый скажет хоть слово, объяснит, что к чему и зачем ее сюда приволокли — сюда, а не к начальнику. Но Варой ничего объяснять не стал, просто сгреб Нору к себе на колени и прижал к курчавой груди.

— О делах потом потолкуем, — сказал он Шмыге, и тот понимающе кивнул.

— А… а где начальник?

Вдруг он где-то здесь, а она просто его не увидела, и так мужиков много, к тому же и не узнала бы она начальника среди других, ведь не видела его ни разу. Слышала от тятьки только, что он высок и плечист, и что носит хорошие одежды, что глаза умные и речь не деревенская. А здесь все то полураздеты, то в рубахах, уж больно жарко, и плечистые есть, только глаза все пьяные, ума там за брагой не разглядеть.

— Начальник? — Варой глянул на нее осоловело, снова приложился к кружке. — А, я ж тебе сказать забыл. Начальник нынче в отъезде. Решает, понимаешь ли, вопросы королевской важности с вышестоящими. Простите, госпожа, что раньше не отчитался.

Шмыга загоготал, брызжа слюной, и ущипнул Нору за бедро.

— Ну что, командир, — кивнул он одноглазому. — На двоих ее приговорим?

Варой причмокнул мокрыми от браги губами и покачал головой.

— Не пойдет. Она ж брыкаться будет. Ты от такого быстро взбесишься, еще придушишь ненароком.

— Это верно, не люблю брыкливых.

— А я вот люблю, — Варой так глянул на Нору, что той мутно стало. — Боишься?

Нора кивнула. Соглашайся со всем, сказал рыжий, слушайся и не перечь.

— Хорошо. Это тоже люблю. Вы, суки вольные, даже со страху брыкаетесь. Наши местные-то уже научены, — он проводил пьяным глазом идущую мимо них рыжую девку. — Выдрессированы, как волкодавы. Молча подставляют зад, даже не кричат. А мне вот надо, чтоб покричали. Будто свежую заживо. Понимаешь?

Нора снова кивнула, вспоминая, как северянин с ней на озере расправлялся. Мужчине нужно, понимаешь? Надо так. Терпи. Все бабы терпят. И девчонка подавальщица, и подружки твои из деревни, и мать твоя терпела. Всегда так. Слабые терпят сильных. Потому что иначе не умеют. И ты потерпи. Не такое терпела.

Варой вдруг захохотал, заламывая ей руки.

— Ишь ты, уже начинаешь? Я ж тебе еще даже под юбку не лез.

И верно. Она сама и не заметила, как замахнулась на него и чуть не ударила. Как тогда с ножом на Айну, как тогда на самого Вароя и вот сейчас снова…

Он наклонился к ее лицу, больно сжимая два ее запястья одной рукой.

— Очень уж много ты о себе думаешь, маленькая сука. Деревенская девка, нет в тебе ничего, дура дурой. Откуда только замашки такие — не понятно. Но это ладно. Это у нас лечится.

Ах, нет во мне ничего… Ах, дура… Ах, деревенщина… Нора оскалилась, и Варой довольно засмеялся. Черная, жгучая злоба из нутра шла, поднималась, как река в паводок, и страх в ней топ.

— Только тронь. Живой не дамся.

— Вот и хорошо.

Он пил и пьянел, проливая брагу то на себя, то на Нору, он припадал губами к ее шее и кусал больно, Хайноре вскрикивала, дергалась, а он только больнее делал, трепал ее как куклу, хватал где хотел, страшные вещи говорил ей в ухо пьяным шёпотом, а она терпела, терпела, как велел северянин. Что же там с ним сделали, как он там, муж ее невенчанный?..

Вскоре она узнала. Шмыга и Варой пошептались о чем-то, и рыжего привели в зал, скованного, с разбитым глазом и черным синяком на скуле. У Норы сразу подкатили слезы, а когда она поняла зачем его сюда притащили, то и вовсе закричала:

— Не надо! Не надо так! Не губите!

Варой сжал ее рот рукой и схватил поперек тела, чтоб не дергалась.

— Ну тихо ты, тихо. Что ж так кричать в трапезной среди честных господ? Не боись, никто твоего милого не обидит. Шмыга у нас парень меткий. Скажи, Шмыга?

— Ага, — кивнул тот, подбрасывая в руке нож, — если уж промахнусь, так сразу в глаз.

Мужики загоготали.

Рыжего усадили на стул, привязали поперек груди, и дали подзатыльник, сиди мол ровно. Один глаз у него заплыл и не открывался, а второй смотрел так, что впору было Шмыге этот нож проглотить.

Нора вывернулась из руки Вароя, прижалась к нему и вдруг, ни с того ни с сего, сама от себя не ожидая, начала целовать.

— Не губите, — приговаривала, — я все сделаю, все-все, все как скажете, послушной буду, все сделаю, пожалуйста, не надо, не мучьте его, пусть уведут…

А потом вскрикнула, падая с его колен на пол.

— И все ж таки, — холодно отчеканил одноглазый, упираясь ей сапогом в грудь. — Больно много ты о себе думаешь.