— Она недалеко, у северного подножия холмов, — заговорил Варой, чинно откушивая плоти зверя, которая на вкус Лиры была слишком жилистой. — В деревне живут в большинстве своем рыбаки и прядильщицы. Я там побывал. Скучное место, никаких событий. Только вот недавно, староста рассказал, у него дочка пропала. Невысокая такая, худая. Чернокосая. Немужняя. Все ему говорят, что ее зверь в лесу съел, особенно когда узнали о вашей служанке.
— Может статься, — кивнул лорд Дормонд, ковыряясь в зубах. — Одной девицы ему перед спячкой было бы мало.
— Я сказал старику тоже самое, — поджав губы сир Варой промокнул их салфеткой. — Но бедняга недоумевает. Его дочка отроду слепая и никогда не ходила в лес. Что ж она там забыла вдруг, интересно?
Мужчина поднял свой единственный глаз на Лиру, и у той комом встал в горле кусок медвежатины.
— Но примечательно другое, — как ни в чем не бывало продолжил Варой из Шэлка, отхлебнув из кубка. — Обе девчонки так похожи. Черноволосые, хрупкие, только одна смуглая, а другая по — северному белая. Но то не проверишь, покуда мертвецы почти все одного оттенка. Дочка старосты хранила невинность для мужа, а на счет служанки леди я не уверен. Дочка старосты была слепа, а другая, насколько мне известно, нет. Но это также не проверить, ведь медведь… ну вы знаете, не к столу. И вот одна мысль не дает мне покоя…
— Вы думаете… — заблеяла Лира, стараясь разыграть изумление, хотя на деле испытывала страх и ужас. Сейчас он раскусит ее. Их. Все поймет. Все — все. И конец. Проклятый слуга Гаракаса! Один глаз, а сколько видит…
— Ты думаешь, девчонка, которую мы похоронили, может быть дочкой старосты? — продолжил за нее лорд, хмурясь и блестя промасленными губами.
Варой так резко вскинул брови и посмотрел на милорда, будто не ждал такого вывода, будто совсем ни на что не намекал. Словно его застали врасплох.
— О. Нет, я сомневаюсь. Я сомневаюсь, что миледи могла так ошибиться при опознании своей подруги.
— Вы хотите ее выкопать, да? — Лира вскочила с места, бряцая столовыми приборами, как порывистый молодой боец своими мечами. — Хотите вскрыть ее тело, безумец?! Этого вы добиваетесь?!
— Ни в коем случае, миледи, — сердечно заверил ее одноглазый насмешник с совершенно каменным лицом. — Я лишь поделился своими мыслями. Поскольку девица принадлежала вам, решать, что делать с ее останками, тоже вам.
Лира вскипела мгновенно.
— Альма не принадлежит мне! Она никому не принадлежит! И я не позволю!..
— Не принадлежала, вы хотели сказать? — Единственный глаз смотрел спокойно и неподвижно.
— Что?..
— Неверно будет говорить об умерших так, будто они еще живы. Слышал, что это тревожит их на том свете. Впрочем, я понимаю, что для вас подруга, верно, все еще где-то рядом.
Лира рухнула обратно на стул, словно тело, потерявшее опору. Она не знала, что ответить, слова бусинами разбегались у нее на языке и в мыслях.
— Всё, — мрачно завершил лорд, сжав руку Валирейн под столом. — Хватит уже этих разговоров. Не при миледи. Прояви сочувствие хотя бы к девушке.
Изверг из Шэлка жестом показал, что умолкает, и продолжил обед.
После этого Лира окончательно поняла, что рано или поздно Варой добьется своего и выкопает тело несчастной девушки для своих мерзких изучений. В том, что мертвая девица эта слепая дочка старосты, леди уже не сомневалась, как и в том, что демон тоже быстро это поймет. Ох, еще три дня… вдруг они не успеют? Что же Альма поручит ей, Лире? Какую отыграть роль? Она все еще не получала от ведьминого раба указаний, все еще не знала, что будет дальше, и это немало беспокоило.
В ожидании сигнала, леди предавалась мечтам о том, как все изменится после ритуала Древних. Какую силу ей подарят боги за преданность и любовь? Папа Ромох наградит Матерь богов своим семенем, она родит сына могущественного и великого. Лира лежала на краю своей застеленной шелком постели, болтая свесившейся ногой и смотрела в распахнутое окно, словно на дверь в Лим, источающее свет и клекот диковинных птиц. Она воображала себя матерью, мудрой и смелой, сильной, как сама королева. Даже стать Алессы не шла ни в какое сравнение со статью ее величества. Все же сестра хоть и являлась женщиной, имеющей большую власть и способность влиять на короля, но все же была лишена того шарма величественности, который исходил от каждого жеста королевы.