Хакеры. Как молодые гики провернули компьютерную революцию и изменили мир раз и навсегда

Для хакеров вроде Боба Сондерса – лысеющего, пухлого и веселого студента, допущенного к TX-0, возглавлявшего «энергетический комитет» TMRC, исследователя, – это был идеальный образ жизни. Сондерс вырос в пригороде Чикаго; сколько он себя помнил, работа электрических и телефонных сетей завораживала его. Прежде чем поступить в МТИ, Сондерс отработал лето на работе своей мечты – в телефонной компании, устанавливающей офисное оборудование. Он проводил восемь божественных часов с паяльником и плоскогубцами в руках, работая в недрах коммутационных систем. Идиллию нарушали только обеденные перерывы, во время которых Сондерс досконально изучал технические талмуды. Именно оборудование под макетом железной дороги убедило его принять активное участие в работе TMRC.

Сондерс был уже старшекурсником, когда освоил TX-0. Его карьера хакера началась позже, чем у Котока и Самсона. Он использовал перерывы в работе для налаживания жизни в социуме, ухаживая за будущей женой Мардж Френч. Мардж не хакерила, а решала задачи разных компьютерных проектов. Тем не менее TX-0 был центром его существования в университете, а его успеваемость так же страдала от постоянных пропусков занятий, как и у остальных хакеров. Ему было все равно. Он знал, что по-настоящему он учится в комнате 240 корпуса № 26, за панелью управления TX-0. Годы спустя он описывал себя с товарищами как «элитную группу». «Другие студенты шли на учебу, часами тоскуя в вонючих аудиториях или в лаборатории, соединяя различные частицы или что они там делали. А мы просто не обращали на них внимания. Нас это не интересовало. Они изучали свое, а мы свое. И тот факт, что львиная доля нашей учебы не касалась официального учебного плана, по большому счету ничего не значил».

Хакеры выходили на охоту ночью. Это был единственный способ полноценно поработать на TX-0. Днем Сондерс обычно умудрялся засветиться на одном-двух занятиях, затем какое-то время тратил на базовые потребности типа поесть и помыться, иногда встречался с Мардж, но в конце концов непременно оказывался в корпусе № 26. Он просматривал распечатки вчерашних программ на бумаге шириной девять с половиной дюймов, используемой флексографом. Вносил изменения, обновляя код для следующего этапа работы. Возможно, ходил в TMRC, чтобы обсудить свою программу, перехватить хорошие идеи и выявить потенциальные ошибки. Затем возвращался в корпус № 26, в комнату Клуджа рядом с компьютерной комнатой, где на одиноком флексографе обновлял код. Все это время он следил, не отменил ли кто-нибудь свой часовой сеанс работы с компьютером. Сам он записывался примерно на два или три часа ночи и ждал в комнате Клуджа или играл в бридж в клубе, пока не настанет его время.

Сидя за пультом управления, Сондерс поворачивался лицом к металлическим стеллажам с транзисторами, каждый из которых хранил некие данные, а затем вставлял бумагу в флексограф, приветствовавший его словом «МОРЖ» – в честь стихотворения Льюиса Кэрролла со строкой «время пришло, – сказал Морж…». Сондерс хохотал, копаясь в ящике в поисках бумажной ленты с ассемблером, наконец находил и вставлял ее в считывающее устройство. Теперь компьютер был готов работать с его программой. Сондерс смотрел на огоньки, мигающие, пока компьютер «переводил» его код с «исходного» (символический язык ассемблера) на «объектный» (двоичный), который компьютер выдавал на другой бумажной ленте. Теперь на ленте была его программа в двоичном коде, и он не сомневался, что его программа будет работать безошибочно.

Часто за его спиной оказывались другие хакеры, пришедшие поглазеть. Они шутили и смеялись, попивая кока-колу и поедая фастфуд из автомата. Сам Сондерс предпочитал дольки лимонного мармелада, которые другие называли «лимонными червяками». Но в четыре часа утра даже червяки казались аппетитными. Они вместе смотрели, как программа начинает работать, как загорается свет, какие звуки издает пищик – в высоком или низком тоне – в зависимости от того, что находится в 14-м бите в памяти компьютера. И первое, что он видел на ЭЛТ-дисплее после запуска программы, – сбой работы. Он лез в ящик стола за лентой с отладчиком FLIT. Компьютер становился отладочной машиной: программу запускали снова и выясняли причину сбоя. Если везло и решение находилось, в код вносили изменения, введя другие команды, щелкнув переключателями на панели управления в определенном порядке или введя код с помощью флексографа. Как только все начинало работать, а это всегда было невероятно приятно, когда благодаря ему все в комнате – транзисторы, провода, схемы и электричество – сливалось вместе для достижения задуманного им результата, – он переходил к следующему шагу. Когда заканчивался его час, приходилось пускать следующего нетерпеливого хакера. А потом Сондерс будет тратить следующие несколько часов на выяснение, что, черт возьми, пошло не так и почему программа не заработала.