Халим. В плену у шейха

Ночь в его глазах заставляет меня замолчать, даже сникнуть. По всем конечностям разливается какое-то до дрожи пугающее чувство, и я его, конечно же, узнаю.

Как и то, что вижу сейчас в его взгляде. Это похоть. Чистая, как вода в том озере, где мы сегодня днём занимались любовью. Нет, не любовью. Сексом. Нет здесь любви, и в эль Хамаде её нет. Один разврат, жестокость и бессердечность.

– Меня это волнует. Разумеется. Ты плохо себя чувствуешь? – продолжает допытываться и пока даже без угрозы в голосе. Лишь более настойчиво. А я смотрю, как он приближается, и машинально съёживаюсь.

– Немного… Но ничего такого, из-за чего тебе следовало бы волноваться, – выпаливаю предупреждающе, наблюдая, как он приближается. – Я просто хочу немного отдохнуть, – это уже произношу тише, потому что шейх совсем рядом. Садится на кровать рядом, проводит по моей щеке тыльной стороной ладони. Поглаживает скулу костяшками пальцев, в волосы зарывается.

– Твои глаза снова поменяли цвет. Ты грустишь.

Нервно хмыкаю. А то раньше я от счастья светилась тут.

– Всё хорошо. Я просто устала, – сглатываю все те слова, которые так хочется ему высказать ещё с той минуты, когда он ушёл, бросив меня обнажённую и оттраханную под водопадом.

– И ты горишь, – не обращая внимания на мои возражения, притягивает к себе, крепко обхватив пальцами предплечье. – Ты заболела, – изрекает очевидное, а я еле сдерживаюсь от саркастичного замечания по поводу его медицинских познаний. – Вставай. Тебе нужен хаммам.

ГЛАВА 35

В хаммаме жарко. Почти невыносимо. Но как бы я ни сопротивлялась, шейх непреклонен.

Он заставляет меня снять пропахший потом халат, раздевается сам, а затем сам лично укутывает в полотенце и, приобняв за плечи, ведёт за собой. Есть в этом что-то такое, отчего у меня начинают дрожать руки. В этот момент Халим мало похож на того подонка, что велел закрыть меня в ящике. Того, который вжимал в моё горло лезвие ножа. Совершенно не похож, и я стараюсь задавить в себе зачатки благодарности. Напоминаю себе, что всё дурное, происходящее со мной, – целиком и полностью его вина. Только его и ничья больше.

– Садись, – подталкивает меня к мраморной скамье, сам же присаживается рядом. На шейхе лишь белое полотенце, повязанное на бёдрах, но он не чувствует себя неудобно. В отличие от меня, прижимающей к груди полотенце. Широко расставив ноги и размеренно дыша, откидывается на мрамор и поворачивает голову в мою сторону. – Тепло?

– Я бы сказала, жарковато, – отвечаю со смущённой улыбкой. Интересно, он заметил, что я его разглядывала? Это вышло как-то неосознанно, как и всё, что происходит со мной в последнее время. Он так на меня действует… Как запрещённый наркотик. А потом больно и стыдно, только назад уже не отмотать.

Хаммам, пожалуй, немногим отличается от русской бани, только температура пониже, а влажность повыше. Но мне, ранее не бывавшей ни там, ни там, как-то не по себе. Так я себе объясняю ударившую в лицо кровь.

– Главное – дыши спокойно. Если закружится голова, скажи мне, – и продолжает наблюдать за мной с каким-то крайне задумчивым видом.

– Ладно, – отвожу взгляд, неловко мне от его внимания. И волнительно жутко. А ещё трудно дышать, и я начинаю потеть.

– Для кого ты хранила себя? – спрашивает он вдруг, а я резко поворачиваюсь к нему лицом и сглатываю.

– В каком смысле?.. – вот знаю же, что ответ мне совершенно не понравится, зачем уточняю?

– Для кого ты хранила свою невинность, Райхана? Я хочу знать, кто он, – последнюю фразу произносит так требовательно, что у меня сводит всё внизу живота сильным спазмом. Машинально отодвигаюсь, и шейх это замечает. Протягивает руку и, продолжая смотреть мне в глаза, тащит обратно, причиняя лёгкую боль в запястье. – Что такое? – пока я соображаю, что ему ответить, эль Хамад наклоняется и теперь уже нависает сверху. – Всё ещё боишься меня?

– Я всегда тебя боюсь, – облизываю губы, запоздало понимая, что не следовало этого делать. Халима сие зрелище, похоже, здорово возбуждает. Полотенце уже топорщится, а от виска и до густой бороды стекает прозрачная капля пота. Ловлю себя на совершенно идиотской мысли, что хочу попробовать её на вкус. Эту капельку… Она такая же солёная, как мои губы? Или в случае шейха будет горчить?

– Райхана, – шепчет мне в губы и накрывает их своими в тягуче-медленном и таком непривычном поцелуе. В нём нет грубости, как обычно, лишь полная уверенность, что я отвечу. А я, конечно же, отвечаю. Приоткрываю рот, впуская его язык, на что шейх утробно рычит и сгребает меня в свои объятия.

Сжимает до боли, как днём, под водопадом. А я вдруг вспоминаю, чем там всё закончилось, и внутри вспыхивает глухое раздражение и обида.

Шейх усаживает меня на себя передом, оказывается между моих ног, и прямо в промежность утыкается его твёрдый член, пока ещё прикрытый полотенцем. А я, отпрянув, упираюсь в его плечи, не позволяя продолжить поцелуй. Шейха это, разумеется, мало тревожит, и он продолжает гнуть и мять меня в своих руках, как пластилин.