Халим. В плену у шейха

– Надень! Если посмеешь снять его ещё раз, я лишу тебя руки! А посмеешь снова бежать – головы.

* * *

– Как… – прокашливается, судорожно вдыхает. – Как ты меня нашёл? – она, конечно же, всё поняла. Всё слышала.

Усмехнулся. Забавная. Как цветок экзотический. Нежный, наивный. Из другого мира. Совершенно не похожая на женщин, к которым он привык. Которые глотки готовы грызть друг другу за кусок власти.

– Я тебя не терял, Райхана. Но ты, думаю, уже всё поняла. Зачем задаёшь эти ненужные вопросы? Спроси то, что действительно важно.

Наблюдать за её реакцией – одно удовольствие. И злоба чёрная всё ещё душит его, требует мести. За то, что сбежать хотела, за то, что лишить его себя хотела. За то, что понял тогда, что не смог бы её отпустить. Она стала зависимостью. Наркотиком. Самым страшным, самым губительным.

Когда узнал о том, что затевает Давия, захотелось увидеть реакцию Райханы. Да, он знал, что она мечтает вернуться в свою Россию. Знал, но почему-то надеялся на то, что она передумает. Не решится бежать. И в гнев впал, когда Саадат принесла ему весть, что Райхана согласилась.

Тогда возникло лишь одно желание. Оттрахать её грубо, сильно, зверски. По самые яйца, чтобы всю её своей яростью заполнить. Чтобы самому в ней раствориться. А потом лишить эту строптивую шармуту жизни. Чтобы больше никому не досталась. Чтобы даже собой не осталась. Навеки его.

И понял, что это помутнение не излечить. И само оно не пройдёт. Это не любовь. Это одержимость. Она в крови, как вирус, навечно. Её не вытравить. Она дарит привкус стали и гнева, она лишает дыхания.

Вторым, уже более осмысленным желанием стала жажда по ней. Наказать, сломать, в пучину ужаса её повергнуть. Показать ей, насколько ничтожна её жизнь. Насколько она зависима от него.

Эмир приказал им. Да, они все делали то, что он велел. Но уже тогда он знал, что накажет каждую тварь, которая её коснулась или хотя бы посмотрела. И себя наказал. Смотрел на неё всё время. Каждый день, каждый час открывал приложение и подолгу смотрел на свою русскую одержимость. Видел, как она билась в этой клетке своими изломанными крыльями, слышал, как звала его, и свирепел от бешенства. Но заставлял себя ждать. Пытал, изводил себя. Резал себя ножом, чтобы перекрыть ту другую боль, намного сильнее каких-то порезов.

Взглянул на уже затянувшиеся шрамы на своей руке, а потом на неё посмотрел, медленно выдыхая.

– Так ты задашь этот вопрос, Райхана?

– Зачем? – она сняла никаб, посмотрела в его глаза. – Мне и так всё предельно ясно. Это ты со мной сделал. Ты запер меня в борделе и заставил поверить, что моя жизнь загублена. Всё ты. Как и всегда.

Почему-то стало тесно в груди от того, какой болью наполнились её глаза. Да, он хотел это видеть. Он хотел слышать, как сломается её хребет под тяжестью его наказания. Но сейчас испытывал от этого лишь горечь.

– Неужели ты думала, что я не знаю, что происходит в моём городе, в моём дворце и с моими женщинами? – Она промолчала, прикусив губу так сильно, что Халим почувствовал эту боль. – А теперь тебя ждёт ещё один подарок от твоего эмира.

– Какой? – спросила шёпотом, уже понимая, что её ждёт что-то страшное.

– Дом. В котором ты будешь в безопасности. Всегда.

Она вздрогнула от его улыбки и вжалась в сидение, когда машина остановилась. Посмотрела в окно и рывком руку к груди прижала.

– Что это за место? Зачем мы здесь?

– Самое ценное я спрячу от глаз людских. Теперь только я, Райхана. Как и всегда.

Продолжение следует…