Халхин-Гол/Номонхан 1939

США жили словно на другой планете, не интересуясь делами европейской дипломатии. В такой обстановке правительство Чемберлена, испытывавшее чувство слабости и уязвимости, оказалось лицом к лицу с державами Оси. Чемберлен пытался умиротворить Гитлера, Муссолини, потом снова Гитлера, надеясь превратить хотя бы одного из них в "хорошего европейца". Как сказал Чемберлен в разговоре с министром иностранных дел лордом Галифаксом: "Диктаторы... люди настроения. Если застать их в правильном настроении, они отдадут тебе все, что попросишь". Но с таким подходом отдавать был чаще всего вынужден сам Чемберлен.

Британское правительство не пыталось противостоять Гитлеру по вопросу аншлюсса Австрии, и когда германская армия вошла в Вену в марте 1938 года, Лондон вздохнул с облегчением. По крайней мере, австрийский вопрос был улажен мирно, хотя и односторонне, и войны удалось избежать. Внимание Европы немедленно переключилось на Чехословакию, где нацистская пропаганда по вопросу немецкого меньшинства в Судетах приняла воинственный характер. Правительство Чемберлена стремилось избежать войны, если это было возможно. Но ситуация была сложной, потому что и Франция и СССР были участниками договора, обеспечивавшего безопасность Чехословакии, и чешское правительство, в отличие от австрийского, было готово сопротивляться. Когда во второй половине марта отчетливо возник призрак общеевропейской войны, правительство в Лондоне пыталось найти курс, который обеспечил бы наименьший риск войны. Начальники штабов внесли свой прискорбный вклад, 21 марта сообщив правительству, что у Великобритании и Франции нет средств помешать Гитлеру завоевать Чехословакию, и если Великобритания окажется втянутой в войну с Германией, то Италия и Япония используют эту возможность, чтобы изгнать британцев из их колониальных владений на Ближнем Востоке и в Восточной Азии. На следующий день британское правительство заключило, что не может дать никаких гарантий Франции и Чехословакии в случае войны с Германией, и что чехов следует убедить пойти на компромисс с Гитлером. Так за шесть месяцев до Мюнхенской Конференции курс правительства Чемберлена уже был установлен.

Так как и британское и французское правительства полагали, что их ресурсов не хватит, чтобы сдержать агрессию Оси без сильных союзников, эта глобальная стратегическая дилемма казалась не поддающейся решению. Однако, из держав, способных быть сильными союзниками, США выглядели недоступными, а СССР - нежелательным. Внешняя политика Великобритании и России была фундаментально антагонистична со времени падения Наполеона - за исключением краткого периода Антанты, когда страх перед колоссальной мощью Германской Империи заставил обе державы неохотно заключить союз. С уничтожением (временным) германской угрозы в 1918 году и когда царей в России сменили комиссары, вековое англо-русское геополитическое соперничество теперь было дополнено идеологическим антагонизмом. Лондон считал большевизм смертельной угрозой всему, что представляла Британская Империя, и британские войска активно участвовали в интервенции в Гражданской войне в России, пытаясь уничтожить красную угрозу. СССР же считал Великобританию архетипичной капиталистической и империалистической державой, главным врагом интернациональной пролетарской революции. Это глубоко укоренившееся восприятие с обеих сторон было несколько стереотипным и утрированным, но не лишенным оснований. Советские и британские интересы в 1920-х и начале 1930-х гг. выглядели противоположными. Глубокую подозрительность и антагонизм между двумя державами невозможно было легко развеять путем изменения внешней политики Москвы в 1935 году. Призыв к единому фронту против фашистской угрозы встретил в Лондоне холодный прием.