Халхин-Гол/Номонхан 1939

Многие японские политики, со своей стороны, искренне надеялись, что напряженные отношения их страны с западными державами вернутся в нормальное русло, когда основной раздражитель - война в Китае - будет приведена к удовлетворительному для Японии завершению. Однако наиболее удовлетворительный для Японии исход - завоевание Китая - был именно тем, что Лондон и Вашингтон пытались предотвратить. Пока одна или другая сторона не изменили свои политические цели, возможность примирения была очень мала.

За десятилетия между двумя мировыми войнами Германия в еще большей степени, чем Италия и Япония, ощущала себя жертвой несправедливого международного порядка, символом которого был столь ненавистный для немцев Версальский договор. "Хороший немец" и лауреат Нобелевской премии мира Густав Штреземан разделял с Адольфом Гитлером желание фундаментально пересмотреть (если не отменить полностью) Версальский диктат. К середине 1930-х годов многие здравомыслящие и влиятельные люди в политических кругах держав-победителей в Первой мировой войне, пришли к мнению, что в Версальском договоре есть некоторые несправедливости, которые требуют пересмотра. Столь часто высказывавшийся по этому вопросу Гитлер умел быть убедительным и красноречивым, обсуждая обоснованные претензии Германии.

У Гитлера была еще одна излюбленная тема, которую он использовал очень эффективно, имея дело с Версальскими державами - это его знаменитый антибольшевизм. Многие иностранные политические лидеры, которые в ином случае сочли бы Гитлера и нацизм отвратительными, были впечатлены этой особенностью Третьего Рейха. Уинстон Черчилль признался, что даже он до 1937 года считал Гитлера полезным противовесом Советскому Союзу. Кроме того, в Англии и Франции слишком хорошо помнили ужасы Западного фронта 1914-18 гг. Лидеры обоих наций были намерены избежать повторения этой катастрофы почти любой ценой - и эта политика пользовалась большой народной поддержкой. Британские начальники штабов лишь преумножили тревогу политиков своим докладом об имперской обороне, сделанным по поводу присоединения Италии к Антикоминтерновскому Пакту в ноябре 1937 года:

"Особенностью сложившейся на данный момент ситуации является увеличенная вероятность того, что война, начавшаяся в одной из этих трех зон [Европа, Средиземноморье и Восточная Азия], может распространиться на обе другие. Если не рассматривать помощь, которую мы надеемся получить от Франции и, возможно, других союзников, мы не можем в точности сказать, когда наша оборона будет достаточно сильной для обеспечения безопасности нашей территории, торговли и жизненных интересов против Германии, Италии и Японии одновременно".

В то же самое время Франция, сильнейшая военная держава Западной Европы в большую часть межвоенного периода, испытывала тяжелый кризис национальной уверенности и воли. Даже победа Французского Народного Фронта на выборах в мае 1936 года этого не изменила. Многие ожидали, что правительство Народного Фронта во главе с Леоном Блюмом, который сам был социалистом и евреем, возглавит антифашистские силы в Европе, но этого не произошло.

Франция уже потерпела крупное стратегическое и психологическое поражение в марте 1936 года, когда неэффективное временное правительство в Париже позволило Гитлеру ремилитаризировать Рейнскую область. Это прямое нарушение Версалького договора закрыло для французской армии быстрый доступ в Германию - доступ, который был гарантирован Франции в Версальском договоре полной демилитаризацией Рейнской области. Лишившись этой гарантии военной уязвимости Германии, Франция в значительной степени утратила уверенность в возможности сдержать Германию военным путем. Спустя несколько месяцев новое правительство Народного Фронта столкнулось с серьезным вызовом - итальянским и германским вмешательством в гражданскую войну в Испании. Первой реакцией Блюма было помочь своим коллегам по Народному Фронту в Мадриде, но из-за активного антиклерикализма республиканцев и того, что католическая церковь поддерживала испанских националистов, это угрожало вновь открыть раскол, разделявший французское общество с 1789 года. Кроме того, консервативное правительство в Лондоне, подозрительно относившееся к коалиции левых партий в Мадриде, оказало серьезное давление на Париж, требуя, чтобы Франция сохраняла строгий нейтралитет. Окруженные такой массой проблем, Блюм и его правительство фактически прекратили проведение независимой внешней политики и стали проводниками политики британской. Укрыв свою все еще мощную армию за линией Мажино, они удрученно ожидали потопа.