Халтурщики

У Анники совершенно другой распорядок дня. Она поднимается в десять, осушает стакан грейпфрутового сока, стоя у раковины, выходит на балкон с тостом с вареньем, на тротуар падают крошки, а она смотрит на то, что творится внизу: вот банковский охранник, который постоянно разговаривает по телефону, вот школьники пинают мяч, вот маленькие старушки, идущие на рынок и с рынка. Анника вытягивает руки над головой, слегка попискивая, облизывает липкие от варенья пальцы. Потом она принимает душ, не закрывая дверь ванной, потом, пока сохнут волосы, сидит в интернете, читает почту, пишет сообщения Мензису. К часу дня она выходит на солнце, прогуливается по Лунготевере — по дорожке, идущей к Тибру. По извилистому берегу реки она доходит от Тестаччо до Чентро Сторико. Вода в реке бутылочно-зеленого цвета, в каких-то местах она бежит быстро, в других почти неподвижна. Как и многое в Риме, Тибр предоставлен сам себе, это такая полоса джунглей, которая змеится по трубящему на все голоса городу. По берегам на заболоченных участках растет трава, в ней застревает все, что приносит течение: пластиковые бутылки, рекламные листовки, коробки из-под обуви, тысячи не тонущих окурков. Идущая вдоль реки дорожка тоже заброшена, ее прорезали корни деревьев, и изломы напоминают приоткрытые каменные рты. Вернувшись домой, она выкладывает продукты на кухонный стол и распахивает ставни. Свет врывается в комнату, расчерчивая белые стены и паркетный пол. Анника снова загружает стиральную машину и садится за книгу. Чтобы подтянуть итальянский, она читает рассказы — сейчас это Наталия Гинзбург и Альберто Моравиа. Обедает она поздно, как правило, часа в три дня, чтобы не хотелось есть до ночи, когда приходит Мензис. Потом она смотрит какую-нибудь чушь на одном из итальянских каналов, гладит, моет посуду, развешивает белье, готовит ужин. К тому времени, когда он возвращается, Анника уже жутко голодная, и она тащит его на кухню. Новостями она никогда не интересуется — они, как правило, безрадостны, а поделать она с этим ничего не может. Поужинав, Мензис валится на кровать, а она смотрит старые фильмы в наушниках и ест домашний йогурт, подслащенный вареньем из ревеня. Когда друзья интересуются ее жизнью в Риме, она говорит: «Тут замечательно, все просто отлично», и больше ей добавить нечего. Она не признается, что их квартира роскошна, район просто идеальный, а Мензис — крайне милый, хоть и расхлябанный. Не рассказывает она и о том, как ей приятно ухаживать за ним, и о том, что, приехав в Рим, она ни одного приличного фото не сделала, что ей и не хотелось, что ее больше не интересуют гранты и галереи, и, наверное, никогда всерьез не интересовали. И самое главное, она никогда не признается, как она счастлива.

— Не хочу, чтобы ты скучала, — говорит он.

— Я не скучаю. — Анника включает музыку: Дайна Вашингтон поет «Все может измениться в один день». До встречи с ней Мензис совершенно ничего не знал о джазе, это она его к нему пристрастила, познакомив с Эллой Фицджеральд, Ниной Симон, Фрэнком Синатрой.

— Ты поразительно самодостаточна, — говорит он. — Я боюсь, что надоем тебе. Особенно мои носки.

— Такая вероятность есть. Но пока никто не видит, как я каждый день готовлю тебе ужин, бояться нечего.

По крайней мере она живет за границей. Анника может сказать, что учит иностранный язык, что Рим — город искусства, и жизнь в нем сама по себе дает эстетическое воспитание. Когда она все же вернется к фотографии, этот опыт непременно благотворно скажется на ее работах. Если бы в Вашингтоне она только и делала, что домохозяйничала… но нет, такого просто быть не могло. Но за границей правила поменялись. Пока ее никто не видит. По возможности она старается избежать визитов родных и друзей, и, чтобы предотвратить их, сама летает домой два раза в год. Если бы только мать ее видела! Она так старательно внушала дочери, насколько важна для нее карьера и финансовая независимость. А если бы друзья из художественной школы узнали, что ее «Никон» стоит в коробке и давно уже покрылся пылью, зато коллекция кулинарных книг все растет и растет — ужас домашней жизни! У него карьера, престиж. А у нее что? Ей достаются грязные носки. У него в случае чего есть счет в банке. А у нее? Как она сможет объяснить такой пробел в своем резюме? Как она сможет объяснить, что ей нравится быть домохозяйкой?

Коллегам Мензиса почти ничего не известно об их совместной жизни. Какое-то время Анника дружила с Харди Бенджамин, они вместе пили кофе в эспрессо-баре, расположенном неподалеку от редакции газеты, почти каждый день. Но потом у Харди завелся парень, и ее дружба с Анникой пошла на убыль. А остальные коллеги вообще склонны забывать, что Мензис живет с девушкой — если бы их спросили, чем, по их мнению, он занят в свободное от работы время, они бы предположили, что он постоянно один и питается тонкими бутербродами, внимательно изучая состав хлеба. Как человек он для коллег почти не существует, для них Мензис — постоянно морщащий лоб педант за рабочим столом.