Приближается корпоративная вечеринка, и он даже думает, не скрыть ли сей факт от Анники. Если она увидит его среди коллег, она поймет, что они о нем думают.
— Я тебя предупреждаю, там будут только скучные журналисты и редакторы.
— Ты хочешь, чтобы я с тобой пошла?
— Да я сам не хочу идти.
— Может, тебе нужна моя поддержка. Но если ты не хочешь, чтобы я шла…
— Я тебе всегда рад.
— А что мне отвечать, если они будут интересоваться, чем я занимаюсь?
— Никто ничего такого не спросит.
— Ну а вдруг?
Когда они входят в офис, Мензис отпускает руку Анники, а потом жалеет об этом. В глазах коллег он видит жгучее любопытство: что же связывает его с этой куда более молодой женщиной? На ней фиолетовое платье и колготы в черно-зеленую полоску, улыбка на ее губах возникает так спонтанно, что, похоже, удивляет ее саму; Мензис же одет в голубую «оксфордскую» рубашку и коричневые вельветовые штаны, он пухловат, хоть по выходным и старается делать помногу приседаний, полукольцо каштановых волос обрамляет его лысину, которая начинает блестеть, когда он волнуется, а бывает это довольно часто.
Заметив их, Харди как-то слишком рьяно машет рукой и спешит к ним. Она болтает несколько минут с Анникой, принимая ее приглашение пойти вместе на йогу, хотя они обе осознают, что цена этому обещанию невелика. «Ладно, — говорит Харди, пойду, наверное, спасать своего». Рори, ее парень, последний раз был замечен с бутылкой вина в руках, когда пытался втянуть хмурого Германа в спор по поводу киноляпов в «Джеймсе Бонде». Харди рысью уносится на помощь.
Остальные коллеги подходят к Мензису, глядя то на своего нагоняющего тоску редактора, то на его соблазнительную юную спутницу. «Ну что, Мензис, дружище, представишь нас друг другу?»
Вернувшись домой, он сообщает Аннике.
— Все от тебя просто, — он выдерживает паузу, — протащились.
Анника улыбается.
— Протащились? Что, как в девятом классе?
— Понимаю, звучит смешно. Но я серьезно — я впечатлен.
Она целует его веки и хватает его за задницу.
На следующее утро он просыпается рано и остается в постели на несколько лишних минут, наслаждаясь нежной кожей ее спины, ароматом ее волос. Мензису сложно поверить, что Анника реальна, в темноте он чувствует долетающие до него волны ее дыхания.
По пути на работу он задерживается у витрины магазина. Вот этот бирюзовый браслет? А те сережки? Это набор? Он в украшениях не разбирается, не может судить, красива ли та или иная вещь и понравится ли она Аннике. Ему бы узнать ее мнение, но так не удастся сделать сюрприз. Мензис смотрит, когда магазин откроется. Может, ему удастся сбегать сюда между выпусками. Нужны ли ей сережки? «Нужны» — разве это важно? А что важно? Важно что-то сказать ей этим подарком. Что именно? Точно он не знает, но что-то сказать точно надо. Он часто берет Аннику за руку, а потом отпускает. И все его попытки дать ей понять, насколько она важна для него, проваливаются. Он купит эти сережки. Но магазин закрыт.
За ужином Анника болтает о прошедшем корпоративе, высказывается о коллегах Мензиса.
— Герман душка, — говорит она.
— По-моему, этот эпитет ему не подходит.
— Он милый, — настаивает она. — И он так неуверен в себе.
— Герман? Герман Коэн?
— И с Кэтлин мне было интересно поговорить. Она от тебя в восторге.
— Она в восторге от того, что я делаю за нее всю работу.
— Очевидно, что она очень тебя уважает.
— Правда?
— А стажеры такие молоденькие! Я себе показалась просто древней старухой. Вообще-то я действительно уже чувствую себя старухой.
— Если ты себя считаешь древней, про меня ты, наверное, думаешь, что я вообще из доисторических времен.
— Вовсе нет, я только о себе.
— Двадцать семь это еще не много.
— Это зависит от того, что ты успел сделать. Моя сестра говорит, что если человеку суждено достичь каких-то высот, то к тридцати это уже понятно.
— Неправда, это всего лишь мнение твоей сестры. Да и все равно у тебя есть еще три года — вот тогда и поговорим, насколько ты бездарна. Согласна? И к твоему сведению, я к тридцати годам еще ничего не добился.
— Чем ты тогда занимался?
— Кажется, я жил в Вашингтоне. Правил там тексты.
— Значит, добился.
— Это я не могу назвать достижением.
— Но ты делал карьеру, ты был квалифицированным специалистом. Это не то же самое, что мои бессмысленные фотографии с претензией на художественность, такие сейчас сможет сделать любой дурак, у кого есть цифровой фотоаппарат и «Фотошоп», — спорит Анника. — Я столько торчала в темной комнате, дыша фиксажом, с пластиковыми кюветами, стоп-ваннами и щипцами в руках! Только время потратила впустую.
— Во всем есть польза.
— Не во всем. Ну, давай посмотрим правде в глаза, ведь нельзя сказать, что я тут с толком провожу время. Я даже по-итальянски до сих пор как следует разговаривать не могу. Мой мужик живет новостями, а я ни малейшего представления не имею о том, что творится в мире.
— Имеешь.
— Может, мне стоит начать читать твою газету. На вечеринке все говорили с таким знанием дела.
— Какого дела?