Халулаец

Дальше — эротика. Егор безвольно сидит на диване, а девушка перед ним медленно раздевается до нижнего белья. А Егор не просто так сидит. Егор копит страсть, то есть собирает ее в кулак, потому что потом он бросается на Алису и буквально начинает кусать ее губами. Автор так и пишет: «Сорвал лифчик, полоснул губами по соскам, зачавкал кожей». Заметьте, не бархатной кожей или там шелковистой кожей, а обычной кожей, среднестатистической. Потому что не важно, какая она, лишь бы чавкать. И вот Егор и Алиса уже в кровати. Ласки безудержные. Бормотание. А у Алисы низ живота жирненький, как холодец, а Егору это нравится, и он там надолго застревает. Он вообще в бреду и будто бы даже не Алису целует, а ту девушку из далекой молодости, потому что у него в голове опять всякие отрывки пляшут, а Стахов их нам телеграфной строкой показывает, словно надписи на памятниках зачитывает. Наконец Егор добирается в самый низ. Трется носом о тонкие трусики. Туда-сюда, вверх-вниз, вправо-влево. Он как бы не решается, как бы медлит, как бы боится узреть.

А потом грубо, словно ему грубость для решительности нужна, сдирает трусики и уже хочет лизать, но вдруг застывает и тихо говорит: «Пизденочка...» Потому что у Алисы родинка в форме звездочки на лобке. Точно такая же, как у той девушки, из Егоровой молодости. Почему? Откуда? Тишина. Часы старые на стене тикают. Алиса пытается прикрыться, сдвинуть ноги, но Егор не дает. Он прижимает ее к кровати, нависает над ней и спрашивает: «Как зовут твою мать?» Алиса отвечает: «Елена». Лицо Егора лопается по швам: губы прыгают, веко дергается, судороги... Тут автор употребляет очень точное словцо «перекосоебило». Потому что Егорову любовь как раз Еленой звали. Потому что он только что лизал соски собственной дочери. Потому что, как сказал автор, «пиздец ебаный в этой квартире творится!».

Егор одевается. Одевается Алиса. Герой атакует девушку вопросами. Где Елена и все такое. А девушка не отвечает, а только говорит: «Ты какой-то странный. Зачем тебе это?» А Егор не может ей руку вывернуть или на голову наступить, он вообще перед ней беззащитен, потому что дочь. Бессилие, понимаете. Бессилие слабого человека, который всю жизнь считал себя сильным.

Дальше — диалог. Егор жалко молит Алису рассказать ему про Елену. А она чувствует свою власть и куражится, и хохочет, и спрашивает его: «А может, ты импотент?» А Егор сидит на диване в своем глупом халате и чуть не плачет. И вот это «чуть» автор очень хорошо придумал, потому что если бы герой заплакал, получилось бы мелодраматично, а нам такого не надо. В конце концов, Алиса жалеет Егора и говорит, что с мамой все в порядке, она замужем и живет в Соликамске.

Тут всплывает мамина фамилия. Это, оказывается, вообще не та Елена, а какая-то левая, чужая совершенно женщина, к пизденке Егора никакого отношения не имеющая. Прикиньте? А родинки по наследству не передаются. Это миф. Ну, или медицинский факт. У Егора от таких раскладов в глазах зарябило. Он сначала по комнате побегал, как курица с отрубленной головой, а потом сел на кровать, ведь у него внутри два мычания столкнулись: облегченное, потому что не дочь, и огорченное, потому что не дочь. Автор это состояние коротко описывает: «охуел». Собственно, рассказ так и заканчивается: Алиса уходит, Егор лежит на диване, Пермь, вечер и ничего впереди. Даже проституток. Потому что как их теперь снимать, когда дочь чуть не... Пусто у Егора в груди, гулко, как в бочке. Последняя отдушина схлопнулась. Как ему дальше жить — хрен его знает.

Молчит Макар Стахов. И я помолчу. Герметическая такая концовка. Хочется в лес весенний выбежать и воздухом там дышать, пока не пройдет. Нежно, смачно, полнокровно. Вот это вот все.

Котенок

Никита был кристально честным. Это качество развилось в нем благодаря генам и воспитанию. Он был бы рад соврать, но не умел. В юности он искренне пытался овладеть этим искусством, однако всякий раз что-то шло не так. В школе у всех его приятелей было два дневника. Один — для двоек, другой — для родителей. У Никиты тоже поначалу было два дневника. Афера закончилась саморазоблачением уже через неделю. Парень так переживал, что обман вскроется, что с облегчением вскрыл его сам, предъявив маме оба экземпляра. С курением произошло то же самое. То есть Никита начал курить тайком, но тайна была жгучей, и он от греха подальше бросил курить. Еще парень легко говорил правду о других. Прямые вопросы его обезоруживали. «Кто разбил окно?» — «Витя мячиком». «Кто сломал унитаз?» — «Это Антон петарду бросил». «Почему Димы нет на уроке?» — «Он в кино ушел, но просил сказать, что заболел». Как вы понимаете, в школе парень жил не очень хорошо.