Хам и хамелеоны. Том 2

Стараясь не обидеть невниманием словоохотливую ассистентку профессора, Николай отделывался молчаливыми кивками, памятуя о недавно данном себе слове: не проявлять мелочную нетерпимость к людям.

Наконец в ординаторскую вошел невысокий пожилой мужчина в белом халате. Это и был Николай Николаевич, профессор.

Вопросительно оглядев друг друга, они обменялись рукопожатием. Молоденькая докторша, перемолвившись с Николаем Николаевичем парой слов о каких-то своих проблемах, попрощалась с обоими и, захватив с собой стопку бумаг, покинула ординаторскую.

Николай Николаевич, кого-то сильно напоминавший Лопухову, сел за большой письменный стол, сложил перед собой маленькие, почти женские руки и кивнул на папку, лежавшую у Николая на коленях:

— Ну, рассказывайте… Что за обследование проходили во Франции?

— Не знаю, как и рассказать. Для меня это — филькина грамота, — беспомощно улыбнулся Николай, извлекая из конверта стопку бумаг.

— Ну, давайте будем смотреть… — доброжелательно предложил врач и, взяв кипу бумаг, стал не спеша их перебирать.

Задержав внимание на страничке с комментариями к томографическому обследованию, к которому прилагался CD-диск, Николай Николаевич похвалил французскую медицину за основательный подход и взглянул на Николая с каким-то неделовым прищуром, словно проверял, как у него обстоит дело с чувством юмора. Кого же он так мучительно напоминал?

Николай приказал себе терпеливо ждать заключения. Не отпускали навязчивые мысли: «Если откажется, придется ехать непонятно куда. Кому я здесь нужен? Здесь никто никому не нужен… Опять лететь во Францию?»

— Да, бывает и так. Несколько лет ходит человек, и хоть бы что, — сложив документы Лопухова аккуратной стопкой, произнес наконец профессор. — Но редко. Николай… как вас по отчеству?

— Я как-то привык, чтобы меня… Колей меня зовут, — солгал Николай, опасаясь, что при обмене любезностями, то и дело употребляя «Николай», они станут похожи на гоголевских персонажей.

— Одышки нет, по голосу слышу.

— Я даже не знаю, что это такое, — признался Лопухов и встревоженно спросил. — Правду мне сказали в Париже, что времени у меня мало? Сколько, на ваш взгляд?

— Вам не объясняли?

— Объясняли. Но я не до конца понимаю. Аннуло-эктазия, аневризма аорты… Названия красивые. По-русски что это значит?

— Аневризма — значит расширение сосуда. Аорта — это главный сосуд. При разрыве, сами понимаете, что может произойти… «Аннуло−» — значит клапан, эктазия — расширение…

— Я должен знать, сколько у меня времени, — настойчиво повторил Николай.

— Этого вам никто не скажет. Может, год проходите, может, месяц, а может — всего неделю. Если аорта лопнет, оперировать будет очень сложно. Шить будет не на чем… Такого больного чаще всего даже не успевают довезти до операционного стола. Вся кровь выливается в брюшную полость, и всё.

— Год? — словно торгуясь, переспросил Николай.

— Я же вам объясняю… Проблема не только в аорте. Если верить тому, что здесь написано, у вас и левый желудочек расширен. Будете тянуть с операцией, окончательно загубите сердце. Аортальный клапан пропускает кровь в сердце, а не должен. Желудочек, который гонит кровь в аорту, из-за этого раздувается, гипертрофируется… — Николай Николаевич стал перебирать бумаги в обратной последовательности. — У вас он расширен примерно на треть. Это много. И еще будет расширяться. В конце концов, мотор будет работать вхолостую… Два-три месяца, не больше, вот мое мнение. Это максимум, — заключил врач. — Как вы их проживете, трудно сказать. Я бы не рисковал. И инфаркт тоже надо лечить.

— Вхолостую — что это значит? — выпытывал Николай.

— Задыхаться начнете. Лежать не сможете. Жить придется в сидячем положении. Даже ночью. Легкие начнут отекать. С определенной стадии левый желудочек не сможет вернуться к исходным размерам. И тогда ничего другого вам не предложат, кроме пересадки.

— Сердца? — удивился Николай.

— Чего же еще?

— Операцию делают на открытом сердце? — помолчав, спросил Николай.

— Только не надо драматизировать. Такие операции сегодня делают хорошо. Важно кто делает. От рук многое зависит.

— Риск есть какой-нибудь?

— Риск всегда есть. Даже когда вы через дорогу переходите. При такой операции — процентов пять. Ближе к трем.

— Хорошо… Ваш совет к чему сводится? Что делать? — спросил Николай, словно всё еще не мог уяснить себе главного.

— Как можно быстрее оперироваться.

— У нас?