Увидев Максима в кондитерской, повара удивились, но мысли оставили при себе. Так рано он никогда не приходил. Он сдержанно поздоровался и, не отвлекаясь на разговоры, принялся месить тесто по любимому, проверенному временем рецепту. Обычно этим занималась Наташа, а Максим наблюдал и подумывал сделать из этого действа полноценную рекламу пекарни.
Сейчас же он месил сам. Упаковал в крестообразный пласт кусок мягкого сливочного масла, смешанного с мукой. Раскатал от центра к краям. После каждой такой раскатки охлаждал пласт около тридцати минут. Нудная, монотонная работа как нельзя лучше подходила к его настроению и освободила мысли. Когда в пласте образовалось двести пятьдесят шесть слоев, позвонила Дина.
Максим вытер руку о край фартука и приложил мобильник к уху.
— Привет.
— Привет. Почему не позвонил и не сказал, что задержишься у Толика?
Максим нахмурился. Кажется, Дина искала его у друга, и тот, к счастью, догадался прикрыть.
— Вчера не уследил за временем, а когда опомнился, было уже поздно. Не хотел тебя беспокоить. Я уже в «Рогалике».
И по телефону он умел лгать профессионально, не только глядя в лицо, Дина подозревала Толика в обмане. Придумывать так же гладко, как Максим он не умел, суетливостью и оборванными торопливыми фразами зародил в ней сомнение, но Максим почти развеял её подозрения. Ни одной фальшивой интонации в его голосе она не уловила, а на заднем плане реально слышались звуки большой шумной кухни.
— Придёшь сегодня пораньше?
Максим не раздумывая ответил:
— Постараюсь освободиться.
— Тогда до вечера.
— Пока, Дин, у меня руки в муке.
Сегодня Максим собирался поговорить с Диной. Разрывать отношения по телефону считал низостью, хоть это и было удобнее. Притворяться и лгать больше не хотел. Накануне вечером, он думал, что потерял Зойку навсегда. Это его не просто напугало, сковало мистическим ужасом, сравнимым разве что с непостижимым страхом смерти. Иррациональным, выхолаживающим до внутренностей, паническим, когда просто жутко и всё, ни одной мысли, одни голые эмоции.
Это подтолкнуло его к решению: никуда и никогда он её не отпустит. А вот о том, что измена состоялась до разрыва, Дине знать не обязательно. И ему спокойнее, и не так травматично для её самолюбия. Пусть думает, что дело в нём. Он ещё не наигрался, не повзрослел и не готов к серьёзным отношениям. Удобная версия, и почти правдивая.
Максим убрал тесто в холодильник, снял фартук. Когда застёгивал наручные часы, в кондитерскую вошла Валерия Юзефовна. Увидев Максима на кухне, изумлённо выгнула тонкие брови и, в отличие от поваров, не промолчала.
— Рано ты сегодня?
Максим вскинул запястье.
— Десять часов, не так уж и рано. Я сегодня не буду задерживаться в «Рогалике».
Лера ткнула пальцем на холодильник за его спиной.
— Вообще-то у Кати сегодня день рождения. И ты как бы за подарок отвечаешь и за поздравление.
Максим оглянулся и громко чертыхнулся. На импровизированной доске объявлений, на уровне его глаз висела открытка с пухлым зайцем, выпрыгивающим из торта.
— Попробую всё успеть.
— Постарайся. У нас же традиция. Торт Натали сделает. Катин любимый, малиновый. Не забудь купить свечи.
— Не забуду.
Все именины в «Рогалике» отмечались небольшими посиделками с обязательным тортом и поздравлением от Максима. Он всегда придумывал персональную замысловатую речь и оригинальный подарок. Остальные сотрудники скидывались на общее подношение, но он всегда дарил лично от себя, что-нибудь индивидуальное, подобранное под конкретного именинника.
Как же не вовремя случился этот праздник. Больше чем с Диной, Максим хотел поговорить с Зоей и, наконец, услышать от неё внятный ответ. Пока она ускользала, оставляя слишком много недомолвок. А её побег настораживал.
Попрощавшись с Лерой, он вышел на улицу и сразу же уткнулся взглядом в стеклянное здание, а точнее в четвёртый этаж. Не раздумывая направился к пешеходному переходу. Если повезёт, с Зойкой он поговорит прямо сейчас. В голове зашевелилась трусливая мысль: а если она его оттолкнёт? Стоит ли рисковать и расставаться с Диной, пока не известно, что надумала Зоя?
Максим сердито дёрнул ручку на входной двери. С Диной в любом случае у него теперь нет будущего. Он и так заврался хуже некуда. Если не с Зоей, то лучше ни с кем. Да как вообще сейчас целовать другую, если перед глазами мелькают воспоминания о гибкой, жгучей Зойке? Ему же теперь все безвкусными покажутся. Она, как острая аджика, начисто выжгла ему рецепторы, пресную кашу он теперь и не почувствует. Непонятно только, почему его не оставляют пессимистичные мысли? Интуитивно он чувствовал, что поговорить с Зойкой необходимо.