Хаммер

— Я так и знал. Что теперь?

— Не знаю, — женщина виновато посмотрела на водителя.

— Это я виноват, мозги вам запудрил. Проедем дальше, там будет разворот. Потом направо?

— Кажется, да. Будем подъезжать, я подскажу. А пока еще что-нибудь расскажите. Вы хороший рассказчик.

— Боюсь, весь исчерпался.

— Я так не думаю.

— Правда весь. И потом. Не пора ли нам познакомиться? Меня, например, зовут Михаил.

— Вы правы, — согласилась она. — Самое время. Я Ольга.

И они опять замолчали. Опять каждый задумался о своем.

Глава двенадцатая

Странно, но Джоя сегодня явно понесло. Его замкнутый, скрытный и молчаливый образ жизни, словно гнусный червячок, запротестовал где-то внутри, засвербел предательски и потребовал срочной разрядки. Наверно, устал Джой от одиночества, постоянной конспирации, двойной, а то и тройной жизни. Захотелось выговориться, подразнить себя, подразнить вот эту Ольгу, которая сидела рядом и просто слушала, наверно, поражаясь неожиданному откровению первого встречного и ужасаясь той жесткой правде жизни, которая, конечно, существовала в реальности и, к счастью, миновала ее. Пусть слушает, пусть знает, ему не жалко. Подвернулись доверчивые уши, а он воспользовался, можно назвать это и так. Ну, да и ладно. Никогда больше он ее не увидит, никогда. Уже завтра все эти разговоры забудутся и без следа исчезнут за вереницей очередных проблем, забот, вопросов и ответов.

Дальше ехали молча. Ольга смотрела в окно двери справа от себя, Джой вперед, на дорогу. То, что он только что рассказал ей как дополнение к своей истории о спортивной карьере, было неправдой и выдумкой, причем на лету, с ходу, ну понесло его сегодня. Не было никогда подобного спора у него с Борькой и никакой подмены на соревнованиях тоже, а с Семеном всегда были только теплые и добрые отношения. В школе да и на улице Семен всячески оберегал и защищал его и Борьку от пацанов старшего возраста, как от своих, так и чужаков из других районов. Как и Борька, Джой был для него словно младший брат. И неудивительно, ведь почти все свое детство Джой провел у них дома. Он так часто бывал у них и оставался на ночь, что со временем Борькины родители ему даже выделили отдельную кровать. А с другой стороны, ему нравилось проводить время в этой чужой семье, он чувствовал себя там комфортно и уютно, ощущая постоянную заботу и внимание. Его жалели. Утром они завтракали все вместе, а затем мчались в школу. После уроков возвращались, обедали, делали домашнее задание, и только потом Мишка шел домой. Не стоило вспоминать сейчас, в каком состоянии он находил свою мать, это было грустно, больно, а временами и отчаянно обидно. Родители Борьки относились ко всему этому с должным пониманием и отеческой мудростью. Ну что же, спасибо им за это.

И все же его спортивная карьера действительно рухнула, едва успев начаться, это случилось, но совсем не так, как он только что рассказал своей спутнице — иначе.

А произошло следующее. Мишке уже исполнилось девять лет, и уже почти год, как он занимался боксом. Дядя Коля по-прежнему жил у них, можно сказать — прижился, однако характером не менялся, а своим принципам и привычкам изменять не собирался. Отношение Мишки к нему можно было назвать как с трудом терпимым, да и то с натяжкой. Дядя Коля продолжал упрямо считать себя полноправным хозяином в доме, периодически давая понять это и остальным. Точно так же Мишка упрямо с этим не соглашался, время от времени получая звонкие подзатыльники.

Последнее время мать пила реже и меньше. Она устроилась на работу в районную больницу уборщицей, причем основательно, с трудовой книжкой, и терять это место не хотела. Домой обычно возвращалась после семи вечера, изрядно уставшая. Дяде Коле это было не по нраву, он раздражался и злился, часто не по делу срываясь на них, его больше устраивала полная и абсолютная зависимость матери с ребенком от него.

Сам же он употреблял горячительные напитки каждый день, не до чертиков, но постоянно подогретое его состояние было привычным и нормальным явлением.

Надо признаться, он не тунеядствовал, трудился плотником в районном ЖКО и мнил себя фигурой существенной: плотник, как он говорил, явление временное, а вот краснодеревщик — это его, тут бы он раскрылся. Однако неизвестные обстоятельства не давали ему возможности обрести себя в полной мере, и, бывало, нетрезвый, он возмущенно грозил кому-то пальцем и добавлял, что досок на всех хватит, имея в виду, изготовление гробов. И все же один плюс от пребывания дяди Коли в их квартире был: он наложил запрет на появление в доме личностей, подобных себе.

Периодически дядя Коля давал волю своим рукам, он считал это своим долгом, был сторонником телесно-прикладного воспитания, касалось это только Мишки, на мать он руки не поднимал, правда, гадким словом наградить мог. Было понятно, продолжаться этому осталось недолго. Мишка взрослел, еще немного, буквально месяц-два, от силы полгода — и наткнется неординарная фигура дяди Коли на непреодолимую стену, и как тогда сложится его жизнь и судьба, неизвестно.