Хаммер

Мишка посмотрел на нее. Нет, ему не показалось. Она действительно последнее время и посвежела, и похорошела. Да и вообще она всегда была красивая. Густые волосы, обычно заплетенные в косу, сейчас были распущены и каштановыми волнами спадали ниже плеч. Аккуратные и правильные черты лица, пусть не ослепительной красоты, но симпатичные и привлекательные, по-прежнему не увядали, а руки всегда были красивые и нежные. Неудивительно, что она нравилась мужчинам.

— Мам, — сказал Мишка, глядя на нее. — А ты у меня красивая. Это правда.

Она только усмехнулась:

— Иди сюда, — сказала она и указала рукой рядом с собой на кровати. Михаил спрыгнул с высокой табуретки сел рядом. Она обняла его и грустно закачалась. — Бедный мой ребенок, — прошептала она ему прямо в ухо, и от этого зачесалось глубоко в барабанной перепонке, крепко зачесалось, но он перетерпел. — Как же тебе достается. Сыночек мой. Ты уж прости меня.

Он почувствовал, как на щеку ему упала слеза, затем еще одна.

— Прости меня, — повторила она еще раз. — Я буду беречь тебя. От всех и от всего.

Михаил утер чужую слезу со своей щеки плечом и посмотрел на мать.

— Мам. Не волнуйся, — он смотрел на нее открыто, прямо и уже совсем по-взрослому. — Это я тебя беречь буду. Я уже вырос. Я знаю. Только ты не пей. Ладно?

Она не выдержала и разрыдалась.

На следующий день часа в три дня в квартиру позвонили. Мишка уже был дома. Он открыл дверь. У порога стоял незнакомый мужчина лет тридцати пяти, в костюме, без галстука. Материны дружки уже давно у их порога не появлялись, да и выглядели иначе.

— Вам кого? — подозрительно глядя на гостя, спросил он.

— Мне нужен Михаил Джоев. Это ты? — поинтересовался незнакомец. И добавил: — Я из милиции. Могу войти?

Не дожидаясь ответа, милиционер переступил порог и закрыл за собой дверь. Достал из кармана удостоверение красного цвета и, развернув его, показал Михаилу, затем повторил свой вопрос:

— Ты Джоев?

Мишка утвердительно кивнул.

— Очень хорошо, — констатировал милиционер. — Где мы можем побеседовать? — И вопросительно указал рукой в сторону кухни.

Мишка опять кивнул.

Милиционер сел у окна за большим прямоугольным обеденным столом, достал небольшой блокнот, открыл его и положил перед собой, Мишка расположился у противоположного края стола на громоздкой деревянной табуретке.

— Я следователь, — начал незнакомец. — По факту нападения и причинения гражданину Николаю Сечеву тяжких телесных повреждений провожу расследование и хочу задать тебе несколько вопросов.

Мишка молчал, на подобный оборот событий он никак не рассчитывал. И при чем здесь была милиция, дело-то их внутреннее, можно сказать — семейное.

— Знаком ли ты с Николаем Сечевым?

— Да.

— В каких родственных отношениях с ним состоишь?

— Ни в каких, — ответил Михаил.

— Упомянутый проживает в вашей квартире?

— Да.

— Если я правильно понимаю, с твоей матерью он не расписан?

— Не расписан.

— То есть сожитель, — и он что-то нацарапал в своем блокноте. — А какие отношения у тебя были с Сечевым?

— Никаких.

— Меня, Михаил, интересует следующее. Дружески ли относились друг к другу, терпимо или с неприязнью? Враждовали, сорились? Может, обижал он тебя, бил, наказывал? Что ты можешь сказать?

— Он пьяница. Всяко бывало, — Мишка не мог скрыть того, что знали все.

Следователь опять что-то отметил в блокноте, затем закрыл его и положил в карман:

— А никогда не возникало у тебя желание ему отомстить за причиненные обиды?

— Нет, не возникало, — нехотя ответил Мишка, он понимал, к чему клонит следователь.

— Понятно, — следователь нервно пробарабанил пальцами по столу и, словно задумавшись над чем-то, продолжил: — Тут такое дело, Миша. Когда Сечева начали избивать и до того момента, как он потерял сознание, он успел увидеть нападавшего. Как думаешь, кто это был?

Мишка замер, даже перестал дышать, опустил голову и, устремив свой взор вниз, уставился в клеенчатую скатерть на столе. Скатерть была старая, местами затертая, особенно по краям стола. Бледный, простенький рисунок в виде двух цветных квадратов, голубого и розового, равномерно повторялся по всей клеенке. Рядом со своей рукой на голубом квадрате он заметил маленького муравья, совсем микроскопических размеров, наверное, это был муравьиный ребенок. Муравей кружил по квадрату не зная, в какую сторону лучше побежать, затем направился к Мишкиной ладони, пробежал между пальцами и спрятался там, словно в домике. Мишка сидел, не смея пошевелить ладонью, ему очень захотелось именно сейчас во что бы то ни стало сберечь жизнь этому крохотному существу, и это было в его силах.