…Энергия, которую мы затрачиваем на прощение, во сто крат превышает те силы, которые мы используем на нанесение обиды. Чтобы простить – нужно долго настраиваться и собираться с мыслями, консультироваться у психолога и психоаналитика. Молиться и погружаться в медитацию.
Чтобы обидеть – никаких предварительных подготовок не нужно. Просто открыл рот и сказал то, что сказал. Либо молча: сделал то, что сделал.
Когда ты понимаешь, что тебе нужно кого-то простить – накатывает ощущение, что придется спуститься прямо в бездну. Словно с крыши отеля Vegas Strip в Лас-Вегасе. Со скоростью падения 65 км/ч. С расстояния 260 метров.
Прыгнуть в обрыв, заткнув уши ватой. Долететь до самого дна, с перепугу увидев мир человека, которого хочешь понять.
И летишь в эту бездну, сжимаясь от страха, как эмбрион. И чувствуешь горечь во рту из-за его отравленной печени, душное утро, потому что он зверски боится сквозняков и держит окна закрытыми. А ты смеялся над этим. Порой очень обидно. А он кутал протянутую шею в шарф и отворачивался к глухой стене.
Ты можешь увидеть его горький завтрак, когда за столом два прибора, а сидит один человек. А если быть честным с самим собой и хорошо присмотреться, то и полчеловека будет много. Увидеть его тело, в котором кариес давно разъел зуб мудрости, а он очень боится идти к врачу. Почувствовать его голод, когда до перекуса еще много часов. Его неловкость за старые, потертые спереди туфли. И как он прячет под столом ноги, потому что вылез палец из носка, состоящего из искусственной нитки. Ощутить его боль от наспех брошенного слова. Просто не оказалось времени это слово пригладить, украсить лентой и даже немного надушить. Хотя бы туалетной водой. Ты его небрежно бросил, а он поймал и отравился. Ты его опять закидывал словами, а он их собирал в сумку и нес. Когда ему слова были совсем ни к чему. Ему нужно было твое присутствие.
Он твое скупое, недоданное внимание собирал в шапку, потом в сетку, заплечный рюкзак. Они скребли его по душе, как наждачная бумага. А когда скрести было больше нечего – он сделал то, за что ты теперь его прощаешь. Великодушно, наполняясь индюшиной гордостью.
Ты летишь и видишь его сгорбленную спину. Он шел к тебе в надежде, что ты эту спину расправишь, положишь на Доску Евминова. А ты вместо этого, суетливо посмотрев на свои швейцарские часы Adriatica, небрежно бросил: «Держись, брат. Все утрясется» – и для пущей убедительности прихлопнул его сверху.
Только от твоего последнего, завершающего хлопка его спина не выдержала и сломалась. Только отпечатался на его спине твой клетчатый кожаный ремешок и пастельный корпус, который оттенял загорелую кисть. Он отчаялся, сделал нелепость… глупость. Зато ты теперь хорош и важен. Ты снизошел до прощения.
…Нужно посидеть в бездне время. Без своих дорогих часов. Посидеть на твердых камнях или на его старом диване с прохудившейся обивкой и руладами пружин. Посидеть в обнимку с безмолвием и за руку с болью. Пусть уродливой. Зато честной. Посидеть в башмаках того, другого, и натереть себе те же кровавые пятна. Выпить холодным утром его дешевый кофе зернами кверху. Поскорбеть над его глубоко молчащим даже в День рождения телефоном. И достать испортившуюся еду из неисправного холодильника. И съесть ее до крошки. Перебрать его диски с фильмами и зачитаться его книгами. И пойти по пути, отмеченному красными строчками, и остановиться мыслью там, где останавливался он. Выпить то, что пьет он. Съесть с ним хлеб, мацу или грузинскую лепешку. И огорчиться, от того что куплен неудачный костюм, в котором он как бегемот. А ты тогда засмеялся и сказал: «Ничего, брат. Купишь новый». А у него этот костюм прослужил всю жизнь.
Попытайся им стать. Постарайся увидеть город, который переполнен людьми, его глазами. Прислонись к спинке метро и вдохни тяжесть подземелья. Проживи его день от заевшего будильника до самой ночи, когда засиженные ноги не могут уснуть. Пройди его улицей, где недавно в окно влетела летучая мышь с красным напомаженным ртом и только вчера расцвела белая акация. И почувствуй песок в белках, страдающих от аллергии.
Посиди с ним. Ощути мгновение, когда ты никому не нужен. Когда все просят подождать, не мешать, вести себя тихо. Когда твое мнение – это только твое мнение и оно не имеет веса и даже мало-мальской ценности. Попробуй пожить в моменте, когда тебя оставляют на потом. Как банки с консервацией на зиму. А до зимы еще ой как далеко. Ведь только зацвела белая акация.
И ты поймешь, как не прав. Ведь именно ты был тем спусковым крючком, который запустил всю цепную реакцию. И только в твоих силах ее остановить. Остановить, как дождь, который залежался на крыше, приобрел болотный запах и стал просачиваться в дом. Заливая северную стену своими испражнениями. Остановить, как летящий паровоз с пустыми вагонами. С вагонами, перевозящими обиды. Остановить, как сорванный кран, из которого растрачивается драгоценная вода.
Поживи в его теле. Увидь жизнь через его зрачки. Почувствуй воду его губами. Услышь звуки его молоточком, наковальней и стремечком. И в какой-то момент окажется, что прощать нечего. И что самому не мешало бы быть прощенным…
Если мутная вода немного постоит – она станет чистой.
– Ты скоро?
– Скоро. А ты?
– Я очень боюсь.
– Не бойся. Кости черепа еще не срослись. Они могут менять форму, наезжая друг на друга. С моей головой будет все в порядке. Позвони папе.
– Я не стану ему звонить.
– Телефон на тумбочке.
– Я не дотянусь.
– Но ты же не пробовала.
– А если я не справлюсь?
– А ты попробуй… Просто протяни руку…