- Состарился, а не остепенился, - заворчала старуха. - Ну хорошо, я не буду ходить в чачване!.. Но зачем в костёр добро бросать? Сгодится дома на какие-нибудь заплаты... Ишь, насупился, прямо снег из бровей идёт.
Рядом с ней стоял йигит, очень похожий на Мебуву. Это был их сын. Старуха зашла ему за спину и стащила с себя паранджу.
- Иди, сынок, брось её в огонь. Пускай уж твой отец будет совсем доволен. А то ему было мало, что он открывал сегодня памятник.
Мебува усмехнулся и удовлетворенно забрал бороду в кулак.
Сын отправился в сторону костра, старуха стыдливо закрыла лицо руками, и тут к ней подбежала Санобар, обняла её и расцеловала.
- Вай, айи-джан! Как хорошо, что вы тоже открылись!
Эта поддержка старшего поколения прибавила решимости девушкам. Один за другим исчезали в огне их чачваны. Хамза, как только очередная паранджа летела в огонь, делал знак музыкантам, и карнаисты и сурнаисты оглушительным трубным гласом приветствовали конец каждой паранджи.
Скоро на площади не осталось ни одной женщины в парандже. Те, кто не хотели снимать чачваны, ушли. А мужчины, ревнители шариата, посрамлённые при всех, стояли молча, угрюмо уставившись в землю.
Карнаи и сурнаи не умолкали теперь уже ни на секунду.
Торжественные их звуки оглашали горы, оповещая весь кишлак, всю долину о том, что в Шахимардане началась новая жизнь - без паранджей.
Взволнованный Хамза вернулся на трибуну. Он был счастлив.
Он испытывал величайшее удовлетворение. Усилия его не пропали даром. На глазах, зримо, менялся социальный облик времени.
Никакая литература - ни стихи, ни пьесы, ни песни - никогда не давала ему таких высоких творческих ощущений, какие дал сегодняшний день. Потому что это было социальное творчество - прямое революционное творчество многих людей, народа. За один только этот день не жалко было отдать несколько лет жизни.
- Дорогие матери и сёстры! - сказал Хамза, радостно глядя на открытые лица женщин. - Я поздравляю вас с ещё одной победой! Вы покончили с прошлым, впереди у вас новая жизнь!.. Она принесёт вам много радостей!.. Идя по пути Ленина, вы обрели свободу. Слава Ленину!
Ему хлопали все.
Хамза прочитал свои стихи "Узбекским женщинам и девушкам". И снова ему аплодировала вся площадь.
Он подал сигнал, из красной чайханы к памятнику Ленину вышли пятьдесят учеников школы "Дехканин", недавно открытой Хамзой для самых маленьких жителей кишлака. В руках у каждого был красный флажок, на шее - красный галстук.
Дети выстроились перед трибуной и хором начали декламировать:
- Взошло солнце свободы! Не льются больше слёзы угнетённых! Наши отцы сожгли короны и троны, народ обрёл счастье!
Ленин наш отец - никого мы теперь не боимся!
А на трибуну вбежал Алиджан. Подняв руку, прося тишины, он громко начал читать стихи:
На площади перед трибуной раздались громкие аплодисменты.
- Эти стихи написал наш Хамза! - крикнул Алиджан.
Слушатели захлопали ещё громче.
А на одной из боковых улочек, круто поднимающейся вверх, невидимые с площади, стояли шейхи.
Шейхи не смотрели друг на друга. Молча, растерянно и злобно наблюдали они за торжествами на площади. Как необычно и шумно ведут себя некогда тихие, послушные и покорные им во всём шахимарданцы!
Было ясно - времена покорности и послушания прошли.
Хозяевами в кишлаке становились вон те люди, собравшиеся внизу на площади вокруг костра, в котором догорали последние остатки паранджей.
В одной из пристроек к мазару, в низком и длинном сводчатом помещении, сидели на небольшом возвышении шейх Исмаил и паломник из Гилгита. Между ними стоял низкий стол. На столе горела свеча.
Хромой дервиш только что вернулся с горной пасеки.
- Я имел встречи со всеми курбаши, - сказал он. - Нужно срочно менять план начала восстания.
- Почему? - удивился Исмаил.
- Пришла весна, - сказал Агзамхан, - но басмачи сейчас к активным действиям не готовы. Боюсь, что они не будут готовы даже к лету.
- Вы не преувеличиваете ваши опасения?