Хан

Мы молчали, делая вид, что просто сидим на заднем сидении, скучающе глядя по сторонам в ожидании конечного пункта нашего дороги, словно не горели изнутри от этих прикосновений, желая большего, когда я услышала приглушенный и едва слышный голос Хана и его пальцы сжали мою ладонь почти до боли:

— …люби меня, Мавиш….что бы не случилось, никогда не переставай любить…

9 глава

Это было пыткой.

Я чувствовала прикосновения ладони к себе слишком остро, не в силах ничего сказать.

Понимая, что даже просто не могу повернуть голову и посмотреть на него.

Я была словно кукла. Кукла, которая сгорала изнутри, отдаваясь чувствам, которых не могла передать даже взглядом, упорно глядя лишь в окно, и чувствуя, как капельки пота вступают на висках, оттого, что пальцы Хана играли с моими переплетаясь и лаская, то едва касаясь кончиками подушечек, то обхватывая сильно и сжимая до боли, отчего я сжимала колени…но молчала.

Молчала.

Молчала!

Мои губы не раскрывались даже, чтобы выпустить дрожащий вздох, когда в душе стонала и извивалась моя золотая страсть, не в силах представить, что Хан способен оживить ее просто своими всего лишь кончиками пальцев, обводя мелкие, едва заметные венки на моей коже и властно обхватывая ладонью запястье.

Лишь на секунду я подняла глаза, обернувшись на него и понимая, что пропадаю и теряю связь с этим миром, когда машина плавно остановилась на светофоре, и меня поглотил жаркий взгляд, который в свете дня был словно душистый мед — терпкий, вязкий, опьяняющий, горячий и манящий.

Хан не играл со мной.

Он мучил себя самого, упиваясь этими прикосновениями, словно проверяя собственную выдержку.

Только в этой борьбе не могло быть победителей и проигравших.

Она опьяняла и испепеляла дотла души и тела, бросая в воронку забвения, из которой не суждено было выбраться никому.

— Любишь музыку? — вдруг обернулся ко мне Хан, полыхнув своими глазами, отчего я вздрогнула, пытаясь убрать осторожно свою руку и прекратить эту пытку, от которой становилось горячо. Слишком горячо. Только он не позволил, сжав мою ладонь до боли и притягивая к себе ближе, отчего я опасливо покосилась на водителя, который не шелохнулся в нашу сторону ни единого раза, наблюдая сосредоточенно лишь за дорогой.

Я не знала этого город.

Не знала этого водителя.

Я не знала даже того мужчину, которого называла Ханом.

Был ли он сейчас Ханом или Теоманом? И было ли между ними какие-то отличия?

И, кажется, совершенно не знала себя, когда мое тело наливалось и стонало, умоляя продолжать и не убирать руки, пусть даже это скоро закончится. Оно молило о его прикосновениях и этом жаре, который шел от кожи, аромат и вкус которой я знала так хорошо, что он словно и сейчас дрожал на кончике языка.

— Лейла?

Боже, он ведь задал вопрос.

Я лишь отрывисто кивнула в ответ, не понимая к чему это все было, когда Хан вдруг за секунду прятал свой горячий, жадный взгляд и эту улыбку, подавшись вперед к водителю и говоря как обычно отрешенно, холодно и сухо:

— Сделай музыку громче. Мисс Лейла любит эту мелодию.

Водитель не перевел своего взгляда, даже когда услышал голос Хана, отрывисто кивнув и включая радио гораздо громче. Только к чему все это было? Чтобы он не услышал, как колотиться мое сердце, пытаясь выпрыгнуть и устремиться к этому мужчине, который умел прятать свои эмоции так глубоко и искусство, что я всегда сомневалась, а были ли они в его душе хотя бы иногда. Хоть какие-нибудь? Было ли в его сердце хоть что-то кроме черного острого камня с золотыми прожилками вен?

Какая-то веселая мелодия заполнила салон машины, отражаясь от стекол низкими басами, отчего я едва не поморщилась, ибо не слишком то любила слушать музыку так громко, опасливо покосившись на Хана, который потянулся свободной рукой к двери, положив ладонь куда-то в углубление, где была ручка и вздрогнула, когда неожиданно между нами и водителем выехала темная панель, закрывающая два передних сиденья и лобовое стекло.

Я такое только в фильмах видела, ошарашено моргнув и пискнув от неожиданности, когда руки Хана оказались на мне, отрывая от сиденья и усаживая на свои бедра сверху, отчего я испуганно впилась пальцами в его плечи, захлебнувшись теми эмоциями, которые горели и плавились в его темном, гипнотизирующем взгляде.

Я не успела спросить зачем.

Я не успела ничего сказать.

Я не смогла даже втянуть в себя воздух, который ворвался в легкие его ароматом резко и властно, когда мир вокруг оплавился и засверкал вокруг нас шипящими и жалящими разрядами, впиваясь в дрожащие нервы больно и жадно, как лава, облизывающая океан.

Хан держал меня слишком сильно, слишком крепко, чтобы я могла хотя бы помыслить о свободе, распластавшись на его твердой груди и пытаясь упираться в плечи ладонями, пока его пальцы вплетались в мои волосы, заставляя прогибаться навстречу его жарким, жадным губам, которые отбирали у меня все — воздух, мысли, логику, сердце, душу.